«Подойдя к Литве, остановились ночью на отдых, а во время отдыха (земгалы) стали спрашивать своих богов о будущем, бросали жребий, ища милости богов, и хотели знать, распространился ли уже слух о их приходе, и придут ли литовцы биться с ними. Жребий выпал в том смысле, что слух распространился, а литовцы готовы к бою. Ошеломленные этим семигаллы стали звать тевтонов к отступлению, так как сильно боялись нападения литовцев, но тевтоны в ответ сказали: «Не будет того, чтобы мы бежали пред ними, позоря свой народ! Пойдемте на врагов и посмотрим, не можем ли мы сразиться с ними». И не могли семигаллы отговорить их. Дело в том, что семигаллов было бесчисленное множество, и тевтоны рассчитывали на это, несмотря даже на то, что все было затоплено дождями и ливнями».

Описание этого военного совета в лагере у литовской границы едва ли не более драматично, чем повествование о самой битве. Итак, Виестурс настаивает на прекращении похода, и с тактической точки зрения он абсолютно прав. Грабительский набег, один из основных способов ведения войны в тот период, подразумевал внезапность как обязательное условие.

Если у противника срабатывала разведка, и он был подготовлен к встрече неприятельского войска, кампания становилась заведомо провальной. Даже если, войдя в пределы страны, войско не нарывалось на засаду, оно гарантировано не брало добычи, так как население спасалось бегством в леса и замки, забрав с собой все ценное. Виестурс, еще не дойдя до Литвы, получил известие о том, что литовцы готовятся их встретить. Вряд ли дело было только в гаданиях, скорее всего к ним прибавились и данные разведки. В этой ситуации отказ от похода был для Виестурса единственно правильным решением. И, учитывая, что войском командовал он, а полки рыцарей были вспомогательными, последние должны были ему подчиниться. Но командиры немецкого войска решились на откровенную авантюру, все же настояв на походе, так как имели иные задачи и собирались выполнять их в основном руками земгалов, составлявших большую часть войска. Это не скрывает даже автор немецкой хроники. Из описания совета в Хронике Генриха видно, что в ходе дебатов Виестурса не послушали, то есть фактически отстранили от командования.

С этого момента вся ответственность за исход кампании, безусловно, легла на плечи рыцарей, а земгальское войско оказалось деморализованным еще до вступления в земли противника, так как его предводитель настаивал на прекращении похода. Зрелище, представшее перед войском в Литве, усилило этот эффект. Вошедшая в страну армия обнаружила лишь опустевшие деревни. Было ясно, что опытный в войнах с литовцами земгальский князь оказался прав, вместо добычи войско ждет засада. Виестурс вновь торопится уйти. Каждый камень, каждое деревце в чужой земле – союзники литовцев, лучше знающего местность. И немцы уже не рвутся в бой, а стремятся побыстрее покинуть ощетинившийся край. Но было уже поздно.

«Литовцы окружили их со всех сторон на своих быстрых конях, – пишет Генрих Латвийский. – По своему обыкновению стали носиться кругом то справа, то слева, то убегая, то догоняя, и множество людей ранили, бросая копья и палицы. Далее, тевтоны сплотились одним отрядом, прикрывая войско с тыла, а семигаллов пропустили вперед. Те вдруг бросились бежать один за другим, стали топтать друг друга, иные же направились в леса и болота, и вся тяжесть боя легла на тевтонов. Некоторые из них, храбро защищаясь, долго сражались, но так как их было мало, не в силах были сопротивляться такой массе врагов. Были там весьма деятельные люди, Гервин и Рабодо, со многими другими: одни из них после долгого боя пали от ран, другие взяты в плен и уведены врагами в Литву, иные же спаслись бегством и вернулись в Ригу сообщить, что произошло».

В столь поспешном и позорном бегстве земгальского войска вряд ли следует обвинять Виестурса. Такой исход был предопределен еще во время совета в военном лагере у границы. А настоявшим на походе рыцарям пришлось жизнями и пленом заплатить за тактическую недальновидность своих командиров. Страшное поражение не просто стало «песней слез» для рижан, но и явилось причиной глубокой трещины в немецко-земгальских отношениях. Немцы обвинили в поражении Виестурса, хотя их собственная вина была не меньше, и отказали ему в дальнейшей помощи, что фактически означало разрыв военного союза. Ответный набег литовцев он уже отражает самостоятельно, показав, впрочем, что в разборках со старым врагом вполне может обойтись без помощи немецких рыцарей. Из отнятой у врага добычи он посылает часть в дар епископу Альберту, пытаясь наглядно продемонстрировать это, а также восстановить прежние отношения. Но, по-видимому, дары остались без ответа. Епископ вдруг вспомнил, что Виестурс – язычник, и союз с ним не может быть на благо христианской церкви. Хотя все пять лет его существования рижскому епископу вовсе не мешала религиозная приверженность земгальского князя. Но не зря князь земгалов по праву считается самым умелым политиком Прибалтики того времени. Два года спустя, оставив надежду на возвращение к союзу с Ригой, он заключает союз со своими прежними противниками – Полоцком и Литвой.

Стоял один из погожих дней лета 1219 года. Солнце клонилось к закату. Ласковые лучи обнимали крепкие стены земгальского замка Тервете. Замок высился на холме, на правом берегу спокойной реки. Река, берега которой поросли высоким камышом, тоже носила название Тервете. Благословенный и тихий край. Зеленые луга и бескрайние леса окружали твердыню, возведенную здесь умелыми человеческими руками. Редкие облака медленно проплывали со стороны янтарного моря. Толстые бревна, из которых были сделаны стены и башни неприступного замка, казалось, излучали особую силу, придающую уверенность обитателям замка. Над прямоугольными срубами башен возвышались крепкие двухскатные крыши, могущие защитить защитников стен от стрел и камней. Башни соединялись между собой стенами.

Правитель замка Сатезеле Русиньш

Бревенчатые стены тянулись вдоль земляной террасы, опоясывающей холм и укрепленной бревнами. Над стенами также виднелись крыши. Под их защитой обитатели замка могли незаметно передвигаться. Но, если бы враг захотел дойти до стен, то ему понадобилось бы перебраться через высокий земляной вал и преодолеть глубокий ров, вырытый перед замком.