нашей эры. Делает он это для того, чтобы дать имя тому предмету, который постоянно обсуждался в платоновской Академии, где Аристотель провел двадцать лет. Но Аристотель никогда не следовал слепо за своим учителем, более того, на мой взгляд, он вообще болел страстным желанием сказать обо всем, о чем сказал Платон, по-своему и умней. Поэтому он наверняка вложил в слово «этика» свое, так сказать, революционное понимание.

Для начала воспользуюсь тем, как рассказывают о научной революции, произведенной Аристотелем, философы.

«В IV веке до н. э. Аристотель, один из великих древнегреческих мыслителей, создал первую систему наук, определенным образом связав их между собой. Эта система охватывала весь накопленный к тому времени опыт познания человеком космоса, природы, общества и человека. Сочинение, посвященное проблемам межличностных отношений и воспитанию добродетелей, Аристотель назвал “Этикой”.

Само слово “этика” происходит от греческого слова ethos, что значит “нрав, нравы”. В системе наук Аристотель поместил этику между учением о душе (психология) и учением о государстве (политика). Таким образом он подчеркнул, что, с одной стороны, основанием этики является психология, трактующая устройство души, психические особенности человека, его внутренний мир; с другой стороны, практическая задача этики – воспитание достойного гражданина государства путем формирования его нравственных качеств» (Иванов В.Г., с.7).

Этот очерк написан Владимиром Георгиевичем Ивановым для «Краткого курса этики» и потому, конечно, тоже не изобилует подробностями. Однако в нем названо все главное, что нужно понимать об этике Аристотеля. Во-первых, отчетливо видно, что она вырастает из начатого еще Сократом обсуждения понятия о добродетелях и завершает себя тем же, чем завершили и Сократ, и Платон – попыткой взаимодействия с государством. Для обоих неудачной.

Аристотель же прошел такой эксперимент по прикладной этике успешно – он был учителем и наставником Александра Македонского. И, в отличие от своих учителей, не только не был казнен или продан в рабство, но, наоборот, завершил жизнь в почете. Таким образом, у него были основания считать, что он лучше понимает этот предмет.

Предмет же этот – межличностные отношения и воспитание добродетелей, необходимых гражданину, то есть члену общества, чтобы его государство было сильным и процветающим. Вот вкратце, если бросить взгляд самым широким образом на то, что сделал Аристотель, определение предмета аристотелевской этики, как его увидел Иванов. И я с ним согласен. Это самое общее определение той начальной науки, которую создал Аристотель.

Как пишет и Иванов, Аристотель сам не определяет понятие этики, поэтому такой общий взгляд необходим. Без него невозможно понять, от чего начиналась эта наука. Аристотель пишет о правильном поведении и правильном мышлении. Но правильное – это всегда правильное для чего-то. Для государства – вот как решается этот вопрос, начиная с Аристотеля, у философов и мыслителей.

Но это не значит, что так же он решался у народа, который, создавая язык, создал и саму возможность говорить о подобных понятиях. А народное понимание того предмета, из которого Аристотель построил свою науку, менялось. Для рассказа об этом воспользуюсь другой замечательной книгой по этике – А.Гусейнова и Р.Апресяна.

«Термин “этика” происходит от древнегреческого слова “ethos” (“этос”). Первоначально под этосом понималось привычное место совместного проживания, дом, человеческое жилище, звериное логово, птичье гнездо. В последующем оно стало по преимуществу обозначать устойчивую природу какого-либо явления, обычай, нрав, характер; так в одном из фрагментов Гераклита говорится, что этос человека есть его божество. Такое изменение смысла поучительно: оно выражает связь между кругом общения человека и его характером.

Отталкиваясь от слова “этос” в значении характера, Аристотель образовал прилагательное “этический” для того, чтобы обозначить особый класс человеческих качеств, названных им этическими добродетелями. Этические добродетели являются свойствами характера, темперамента человека, их также называют душевными качествами» (Гусейнов, Апресян, с.9).

Аристотель, надо честно признаться, весьма непоследователен в своей этике, и его словно бы мотает на нити маятника из чрезмерной рассудочности в неумеренную зависимость от бытовых представлений. Зависимость эта в каком-то смысле оправданна, но исследователь должен ее хотя бы осознавать, скажем, как собственную культуру, которая снабдила его понятиями. Аристотель же, кажется, еще вовсе не осознает того, что часто вместо действительного понятия использует лишь то, что кажется ему действительным, поскольку таковым считает его общественное мнение.

Об этом, однако, немало писали, и я не буду выискивать примеры у самого Аристотеля, а приведу мнение историка античной философии Дж. Бернета, которое разделяю:

«Я пришел к заключению, что большинство трудностей, которые возникают в связи с “Этикой”, связаны с тем, что, хотя уже давно допускали диалектический характер многих ее пассажей, исследователи никогда не признавали ее насквозь диалектической. Они пытались найти в ней научную и метафизическую основу моральной философии Аристотеля, и, когда вместо этого обнаружили, что основания изложенного здесь учения чрезвычайно шатки, ибо заимствованы как таковые то из обыденных представлений, то из вульгарного платонизма, они готовы были обвинять Аристотеля в непоследовательности или сомневаться в аутентичности сочинения…» (Бернет, цит. по: Н.Брагинская, Никомахова этика //Аристотель, соч.т.4, с.691).

Брагинская, приведшая это высказывание Бернета, совершенно оправданно говорит далее о том, что иначе и не могло быть: философу негде взять понятия, которые он обсуждает, иначе как в собственном языке. И если там и нет понятия, вроде «этики», в готовом виде, но там есть «этические понятия», которые знакомы ему и как слова и как понятия языка. Их-то он и разбирает, чтобы вывести понятие научного качества. Повторюсь: вопрос лишь в том, осознает ли он, что использует эти понятия в своей работе, или же оказывается зависим от них и в силу этого слеп…

Что же касается примера чрезмерной рассудочности, или, говоря языком самого Аристотеля, логичности, я приведу пример из «Никомаховой логики». Пример рассуждения, которое чрезвычайно важно Аристотелю для выведения понятия о нравственном поведении.

Поведение, как мы это понимаем, всегда чем-то управляется. Если нет управления, невозможно и вести себя, а жизнь превращается в простые действия. В обществе людям надо ужиться, лишь тогда возможно то, что может быть высшим благом для них, а именно, счастье. Казалось бы, очевидность и важная очевидность. Но Аристотель не хочет опираться на простые наблюдения над жизнью и людьми, он пытается вывести счастье логически.

В самом начале сочинения Аристотель заявляет нечто, что не могло не понравиться власть предержащим:

«Надо, видимо, признать, что оно, [высшее благо], относится к ведению важнейшей [науки, то есть науки], которая главным образом управляет. А такой представляется наука о государстве, [или политика].Она ведь устанавливает, какие науки нужны в государстве, и какие науки и в каком объеме должен изучать каждый» (Аристотель, Никомахова этика, 1, 1094a, 25).