— И?

— Я могу выпить почти с любым человеком. Выслушать кого угодно и где угодно. Работать с кем угодно, если это поможет делу. Но когда речь заходит о политике, я от природы независим.

— Справедливо. Но очень скоро это станет роскошью, которую ты не сможешь себе позволить.

— Я полицейский. И многой роскоши не могу себе позволить. Но к принципам это не относится.

— Знаешь, в Берлине союз с нацистами приносит полицейскому финансовую выгоду. Например, такому, как ты. Расходы. Издержки.

— Полицейским платят за риск, а не за финансовые выгоды.

— О, конечно, но это же не взятка. Всего лишь прибавка. Я могу поговорить кое с кем и кое-что для тебя придумать. Так сказать, добавить малиновый соус в твое пиво.

— Мне никогда не нравился вкус этого коктейля. Я люблю свое пиво таким, какое оно есть. Кстати, о пиве.

Я сходил к бару и принес несколько бутылок.

— Так что я могу для тебя сделать, Берни?

— Расскажи мне о «кольцах». И о герре Ангерштейне.

— Ты его упоминаешь по какой-то особой причине?

— Безо всяких причин. Разве что потому, что он — гангстер. Я слышал, именно такие люди являются нашими клиентами.

— В Берлине, по меньшей мере, восемьдесят пять преступных сообществ, — сказал Эрнст. — Строго говоря, Ангерштейн — кстати, его зовут Эрих, если тебе интересно, — не входит ни в одно из них по той простой причине, что является частью синдиката, контролирующего значительную долю этих сообществ. «Среднегерманское кольцо». Они устанавливают правила, контролируют сообщества и собирают с них дань, которая идет на юридическую помощь для членов. Сам я с ним не встречался, он очень скрытен. Но, по слухам, его стоит опасаться. Ангерштейн из тех, кому остальные преступники подчиняются беспрекословно. Это делает его крайне опасным. Каждый год он устраивает банкет для сообществ в отеле «Эден», где собирается больше тысячи человек. Приглашают даже некоторых полицейских. «Среднегерманские» поддерживают хорошие отношения со всеми высшими чинами полиции и довольно многими политиками. Что делает Ангерштейна человеком с определенным влиянием. Если планируешь вести с ним какие-то дела, сынок, будь осторожен. У этого человека острые зубы.

— Спасибо. Буду иметь в виду.

— Почти такие же острые, как у Артура Небе.

— А это почему должно меня беспокоить?

— Просто не становись слишком независимым, Берни. Когда коппер становится слишком независимым, он теряет друзей. А когда он теряет друзей, его покидает и удача.

— И где же, черт подери, тебя носило, Гюнтер?

На Эрнсте Геннате был новый костюм, но характер у него остался прежним. Взгляд налитых кровью глаз был встревоженным, лицо потемнело, а на лбу выступили капельки пота. Розовые кулаки, как обычно, нависали над внушительным животом, словно Геннат был готов дать кому-то отпор. Возможно, мне. Скрипучий низкий голос звучал на одной неизменной ноте — кислой, точно он полоскал рот уксусом.

— Я искал тебя, Гюнтер. Согласно ежедневнику, ты должен находиться здесь. Но тебя не было. Ты знаешь, как мы работаем. Если уходишь по делу, должен записать его в ежедневник у меня в кабинете. Чтобы я мог отслеживать вас, ублюдков. По крайней мере в теории.

— Извините, босс. Просто у меня зудело. Я хотел еще раз взглянуть на место, где нашли тело Евы Ангерштейн.

— Скорее, хотел выпить в баре. И разве ты не слышал приказ шефа? Мы должны отложить дело Виннету, пока не поймаем доктора Гнаденшусса. К тому же Виннету давно не убивал.

— Вы тоже заметили? На самом деле он не убивал с тех пор, как начал работать доктор Гнаденшусс. Возможно, это должно нам что-то сказать.

— Это говорит о том, что ты не подчиняешься приказам. Теперь слушай — нет, не перебивай, это важно: я хочу, чтобы ты вооружился набором криминалиста, а затем отправился в здание Моссе во Фридрихштадте. Очевидно, «Тагенблатт» получил еще одно письмо от доктора Гнаденшусса, на этот раз с медалью. На письме есть отпечаток пальца, и я хочу, чтобы ты на него взглянул, пока толпы людей не испортили возможные улики. Спросишь главного редактора, Теодора Вольфа. Он тебя ждет. И, ради всего святого, съешь мятных леденцов, прежде чем заговоришь с ним. У тебя изо рта несет, как из пивной.

— Остальные газеты писем не получали?

— Насколько я знаю, нет.

— Могу я взять машину из гаража?

— Нет. Поезжай на трамвае. В это время дня так быстрее. И, вероятно, безопаснее для такого пропойцы. А когда вернешься, я хочу, чтобы ты допросил брехунов, которые заявились взять на себя убийства Гнаденшусса. Сейчас у нас в камерах по меньшей мере пятеро таких заперты. — Он пожал плечами: — Когда-нибудь кто-нибудь в этом департаменте начнет прислушиваться к моим советам?

На Александерплац я сел в трамвай номер восемь, который шел на запад до станции «Потсдам», там сошел и направился пешком на северо-восток.

Издательская группа Моссе владела целым рядом журналов и газет, среди которых ежедневная «Берлинер Тагенблатт» с тиражом в четверть миллиона экземпляров была, несомненно, самой важной. Даже если вы ее не покупали, почти всем в Берлине, включая меня, удавалось прочесть «Тагенблатт». Это было обязательно для любого человека неопределенно либеральных взглядов, и лишь тот факт, что и владелец газеты Ганс Лахманн-Моссе, и редактор Тео Вольф были евреями, вероятно, не позволял консервативному правому крылу Германии ее читать.

Здание, в котором размещался центральный офис группы Моссе, больше напоминало крепость: рустованные стены, огромные, окованные железом дубовые ворота и каменные балюстрады. Наверное, поэтому его захватили и укрепили правые фрайкоры во время восстания спартакистов девятнадцатого года. Говорили даже, что нескольких «левых» казнили прямо во дворе, где теперь дюжины велосипедов ожидали курьеров, которые должны были доставить газеты во все уголки города. Рядом с велосипедами лежало несколько гигантских рулонов бумаги. Достаточно один раз взглянуть на это место, чтобы сделать вывод: свободная пресса Германии — то, что нужно защищать любой ценой.

Я предъявил жетон дюжим швейцарам у ворот замка, и лифт доставил меня на верхний этаж, где создавалась «Тагеблатт». В огромной приемной посыльный записал мое имя и пошел кого-то искать, а я сел на скамейку у стены и развлекал себя тем, что наблюдал, как из пневматической трубы в сетку рядом с главным входом вылетают латунные капсулы. Быть журналистом намного проще, чем детективом.

Наконец посыльный вернулся и повел меня по длинному залу, в котором толпа троллей, гномов и гоблинов вполне могла бы увиваться вокруг какого-нибудь горного короля метрополиса, которому Тео Вольф почти не уступал бы в могуществе, я полагаю. Кроме основания политической партии — НДП, Вольф в свое время отказался от должности посла Германии в Париже, предпочтя остаться в журналистике. Что многое говорит о его вере в ценность немецкой прессы.