Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего не рядового? Пил человек, сердце вот и лопнуло. Сами-то пьющий?
— Слава богу, нет.
— Поставьте свечку в храме. И за себя, непьющего, и за покойного, крепко употреблявшего, — сказала Антонина.
— Спасибо за совет. Но все же будем ждать экспертизу. — Полицейский поднялся, аккуратно сложил бумаги в папку, козырнул: — Одной не страшно оставаться в доме?
— Предлагаете поехать с вами? — с усмешкой спросила Антонина.
— Просто поинтересовался.
— Не страшно. Привыкла.
— Удачи.
Лейтенант сел в машину, какое-то время не мог закрыть дверцу из-за ремешка сумки, вскоре полицейская машина вырулила за ворота, скрылась в полумраке улицы.
Антонина не спеша поднялась, закрыла ворота, постояла в раздумье какое-то время, а потом направилась в сторону Нинкиного магазина.
Окна у Нинки не горели. Антонина дотянулась до крайнего, постучала. Потом еще и еще.
Зажегся свет, штора отодвинулась. За стеклом показалась продавщица.
— Кто там? — спросила.
— Савостина, открой, — отозвалась Антонина.
— Утром приходи, сплю.
— Открой, есть дело.
Нинка исчезла, вскоре загремели засовы, и в дверном проеме показалась закутанная в халат сонная продавщица.
Антонина прошла в комнату, без спроса уселась на какой-то стул. Нинка села напротив.
— Увезли Мишку? — спросила сочувственно.
— Увезли.
— Тебя не тронули?
— За что?
— Ну, мало ли… Помер-то Михаил как-то сразу.
— Для тебя сразу, для меня постепенно.
— Ну да, — согласилась Нинка. — Жрал, будто спешил поскорее в яму. Мучился, когда помирал?
— Не знаю. Не видела. Зашла, думала, спит… А он уже холодный.
— Не страшно?
— Чего? — переспросила Антонина.
— Не страшно, говорю. В доме ведь ни души.
— Не поняла еще, — сказала Антонина.
— Хочешь, чтоб пошла с тобой? — предложила Нинка.
— Не нужно. — Антонина поднялась, направилась к двери, обернулась: — Поминок не будет.
— А родственники?
— Никого не хочу видеть. Я их не знала, они меня тем более. Разве что ты придешь.
— Так я с удовольствием, — брякнула продавщица и тут же шлепнула себя по губам. — Мелю такое… Обязательно, Тоня, приду. И на похороны тоже. Главное, скажи когда.
— Скажу.
— Слышь, Тонь! — окликнула ее Нинка, когда та была уже в коридоре. — Подмогнуть ничем не смогу. В смысле, с ментом. У них там шмон идет, боятся, как бы не посадили! Так что про капитана пока забудь.
— И не нужно, — отмахнулась Антонина. — Экспертиза все покажет.
— Экспертиза, может, и покажет, а вот по допросам затаскают.
— Вытерплю, не такое терпела, — ответила Антонина и закрыла за собой дверь.
Днем Артур привычно валялся на диване, что-то листал, щелкал пультом телевизора, меняя каналы. Неожиданно в дверь номера постучали.
— Момент! — поднялся, прошлепал к двери, распахнул.
В коридоре стояла Наташа.
— Салют.
— Салют. — Артур отступил на шаг. — Ну, заходи.
Наташа вошла, кинула сумочку в кресло, сама села рядом:
— Как дела?
Гордеев насмешливо смотрел на нее.
— Как в Африке — куда ни стукни, везде жарко. Чего без предупреждения?
— Есть сообщение, потому без предупреждения. — Наташа покопалась в сумочке, достала пачку сигарет, зажигалку.
— Здесь не курят, — предупредил Артур. — Сразу штраф тысячу рублей.
— Заплатишь, не бедный.
— Я серьезно.
— Блин… И чего, пухнуть мне в твоем тупом номере?
— Припухни, не помешает, — сказал Артур.
Наташа сунула сигареты на место, с игривой загадочностью посмотрела на Артура.
— А знаешь, что дядь Миша помер?
— Савостин, что ли?
— Он.
— Ну, знаю, — сказал Артур и тут же напрягся. — И чего дальше?
— Откуда знаешь?
— По телевизору сказали, — выкрутился Гордеев.
— Я серьезно.
— А я думал, шутишь.
— Антонина нашла его в кровати. Задохнулся во сне, говорят. Через два дня похороны.
— Ну и пусть похороны, — сказал Артур. — Я тут при чем?
— Поедем вместе. Заодно с моей мамой пообщаешься.
— Ты совсем, что ли?
— А что?
— Соображай! Тут похороны, а тут я с твоей мамой общаюсь. Нормально это?
— Конечно, нормально. Не реветь же там всем, сопли-слюни ронять! Пусть Тонька убивается. Сама довела дядю, теперь трагедию будет изображать.
— Никто его не доводил. Пил как слон, вот и откинул хобот.
— Нет, довела!.. Все время рога наставляла!
— Ты откуда знаешь?
— Знаю. Мать сказала. Она даже на тебя глаз положила, хорошо, что вовремя удрал!
— Наверное, хорошо. Вовремя, — согласился Артур, отошел к окну, некоторое время смотрел на дворовую жизнь, повернулся к гостье: — Ладно, скачи. Нужно слегка подумать. Успокоиться. Михаил Иванович мне тоже был не совсем чужой. Почти родня. Иди, потом расскажешь, как все прошло.
С кладбища вышли совсем малым составом: кроме самой Антонины еще Нинка, также сестра покойного Надежда Ивановна и ее дочка Наташа. Все были в черных одеждах, на головах черные платочки. Длинное черное платье и черная шаль были к лицу Антонине, она выглядела печальной, одинокой, потерянной и… красивой.
Остановились за кладбищенскими воротами, Антонина взглянула на Нинку, махнула:
— Ты иди, а я тут поговорю.
— А помянуть? — спросила Нинка.
— Вечером зайдешь.
Продавщица направилась к своей машине. Антонина достала из сумочки два конверта, по очереди протянула каждой из родственниц.
— Это вам каждой. По сто тысяч. На поминки.
Надежда Ивановна взяла конверты, удивленно вскинула брови:
— Ты что, не приглашаешь нас за стол?
— Какой стол?
— Помянуть брата.
— Дома помянете. А перемывать косточки покойного, молоть языками ни о чем — как-нибудь в другой раз.
— Но Антонина! Умер мой родной брат, и нам не мешало бы уточнить какие-то моменты.