— …Я жду того дня, когда мы перестанем быть страной, где больше лимузинов, чем скромных машин…

Коннор оглянулся назад и увидел, что Митчелл сделал еще два или три шага по направлению к нему. Чего он хочет?

— …и больше счетов в швейцарских банках, чем больниц…

Коннор решил увильнуть от Митчелла во время следующего шквала аплодисментов.

— Мне кажется, я его заметил, — сказал милиционер в штатском, оглядывавший толпу в бинокль.

— Где, где? — Большенков выхватил у него бинокль.

— Двенадцать часов, пятьдесят метров сзади, застыл на месте. Он — перед женщиной в красном шарфе. Он не похож на свою фотографию, но при каждом взрыве аплодисментов он продвигается вперед слишком быстро для человека его возраста.

Большенков сфокусировал на нем бинокль.

— Вижу, — сказал он. Через несколько секунд он добавил: — Да, должно быть, это он. Прикажите тем, кто на двух часах, подойти и задержать его, и пусть те, кто стоят в двадцати метрах впереди, их прикроют. Скорее! — Молодой офицер выглядел нерешительным. — Если мы ошибемся, беру ответственность на себя.

— …Не будем забывать, — продолжал Жеримский, — что Россия снова может стать величайшей в мире державой…

Митчелл теперь был в двух шагах от Коннора, который усердно старался его не замечать. Через несколько секунд должна была последовать долгая овация, когда Жеримский скажет, что́ он намерен делать, став президентом: никаких банковских счетов, на которых лежит наворованное у народа добро — это всегда вызывало самые громкие крики восторга. Затем Коннор исчезнет, тем самым обеспечив Митчеллу канцелярскую должность в какой-нибудь занюханной глухомани.

— …Я посвящу все свое время служению вам и буду вполне удовлетворен президентской зарплатой, вместо того, чтобы брать взятки у бесчестных олигархов, которые заинтересованы только в том, чтобы грабить народное богатство…

Толпа взорвалась восторженными возгласами. Коннор повернулся и начал двигаться вправо. Он сделал почти три шага, когда первый милиционер схватил его за левую руку. Через секунду второй милиционер схватил его справа. Правило первое: если тебе нечего скрывать, не сопротивляйся аресту. Ему скрутили руки за спиной, повалили на землю и надели на запястья наручники. Вокруг трех человек, упавших на землю, образовались любопытные. Их сейчас гораздо больше интересовала эта интермедия, чем слова Жеримского. Митчелл слегка отодвинулся назад, ожидая неизбежного вопроса: «Кто это?»

— Киллер из мафии, — прошептал он прямо в ухо ближайшего человека. Он стал двигаться по направлению к ограждению для журналистов, периодически повторяя: «Киллер из мафии».

— Вы арестованы, — сказал третий милиционер, чьего лица Коннор не видел, потому что он был прижат носом к земле.

— Уведите его! — велел тот же властный голос, и Коннора потащили к северной стороне площади.

Жеримский заметил, что в гуще толпы что-то происходит, но, будучи опытным профессионалом, сделал вид, что не обращает на это внимания.

— …Если Чернопов станет президентом, американцы будут более заинтересованы во взглядах Мексики, чем во взглядах России, — без запинки продолжал он.

Джексон не отрывал глаз от Коннора, когда толпа быстро раздвинулась, чтобы пропустить милиционеров с арестованным.

— …Друзья мои, осталось шесть суток до того дня, когда народ примет решение…

Митчелл быстро направился к ограждению для журналистов.

— …Сделайте это не ради меня. Сделайте это даже не ради коммунистической партии. Сделайте это ради будущего поколения россиян…

Милицейская машина под эскортом мотоциклистов начала двигаться с площади.

— …которые смогут сыграть свою роль граждан великого народа на земле. Я прошу только одного — права руководить этим народом.

Жиримский помолчал, пока не убедился, что овладел вниманием слушателей, и негромко закончил:

— Товарищи, я — ваш слуга.

Он отступил назад, и внезапно вой милицейских сирен был заглушен ревом ста тысяч голосов.

— Киллер из мафии, — сказала турецкая журналистка одному из своих коллег — этот «факт» она почерпнула от кого-то из толпы, которого она позднее процитирует в качестве «авторитетного источника».

Митчелл взглянул на ряд телевизионных камер, которые снимали движение милицейской машины, пока она не скрылась из виду. Затем он посмотрел на единственного человека, с которым ему нужно было побеседовать. Он терпеливо ждал, пока Клиффорд Саймондс взглянет в его сторону, и когда тот наконец это сделал, Митчелл помахал ему рукой, показывая, что ему нужно срочно поговорить с ним. Репортер Си-эн-эн быстро протиснулся сквозь ликующую толпу и подошел к американскому атташе по культуре.

Жеримский оставался на трибуне, упиваясь обожанием слушателей. Он не собирался уходить, пока они продолжали кричать.

Саймондс внимательно выслушал Митчелла. Он должен был быть в эфире через двенадцать минут. С каждой секундой улыбка у него становилась все шире.

— Вы абсолютно уверены? — спросил он, когда Митчелл перестал говорить.

— Разве я вас когда-нибудь подводил? — спросил Митчелл, пытаясь выглядеть обиженным.

— Нет, — извиняющимся тоном ответил Саймондс, — никогда.

— Однако эту информацию вы должны хранить на расстоянии тысячи миль от посольства.

— Конечно. Но кого мне назвать своим источником?

— Скажите, что вашим источником была бдительная петербургская милиция. Это — последнее, что будет отрицать начальник милиции.

Саймондс засмеялся.

— Ну, я пошел: мне нужно связаться с продюсером; я хочу, чтобы это сообщение пошло первым в утреннем выпуске последних известий.

— Ладно, — сказал Митчелл. — Но не забудьте: я тут ни при чем.

— Разве я в прошлом когда-нибудь вас подводил? — спросил Саймондс; он повернулся и пошел к ограждению для журналистов.

Митчелл направился в противоположную сторону. Он должен был рассказать эту историю еще одному человеку — и сделать это до того, как Жеримский уйдет с трибуны.

Защитная шеренга телохранителей отгораживала кандидата от восторженных поклонников. В нескольких метрах от него Митчелл увидел пресс-секретаря, который купался в лучах славы своего лидера.

На чистом русском языке Митчелл сказал одному из телохранителей, с кем ему нужно поговорить. Телохранитель обернулся и позвал пресс-секретаря. «Если Жеримский будет избран, — подумал Митчелл, — это будет не очень утонченная администрация». Пресс-секретарь сразу же велел пропустить американца, и тот вошел в огороженную зону и подошел еще к одному из своих партнеров по шахматам. Он кратко проинформировал его, что де Вильерс был загримирован под старика, в какой гостинице он находился, прежде чем пойти в ресторан.