Через неделю Мария уже не могла этого выносить. Чувствуя себя несчастной и одинокой, она решила оставить гордость и написала кузине записку: «София, прошу тебя, давай снова будем друзьями». София же, похоже, упивалась своим триумфом. Ей нравилось заставлять Марию страдать. Не получив никакого ответа, Мария написала вторую записку: «София, я прошу у тебя прощения. Мне не надо было говорить тебе ничего. Я была неправа и глубоко в этом раскаиваюсь. Давай будем друзьями».

София, которой весьма льстило такое внимание, повертела записку в руках, решая, что же ей делать. Наконец, когда Мария разрыдалась на уроке истории, она поняла, что зашла слишком далеко. Во время перерыва София нашла Марию. Та плакала, сидя на ступеньках. Присев рядом с ней, она сказала:

— Я больше не люблю Санти.

Она не хотела, чтобы Мария разболтала об этой истории. Мария посмотрела на нее с благодарностью, и ее лицо, залитое слезами, озарилось улыбкой. Она ответила, что теперь для нее это не имеет значения.

Буэнос-Айрес, 1958 год

Соледад услышала, как плачет София, и поспешила к ней в комнату. Подняв двухлетнюю малышку и прижав ее, рыдающую и дрожащую, к себе, она тихонько уговаривала ее успокоиться и заснуть.

— Тебе приснился плохой сон, моя куколка, — шептала она Софии, которая прильнула к ней, обвив своими горячими ручками.

Соледад взглянула на оливковую кожу малышки, на ее карие глаза и густые темные ресницы, на которых блестели слезы.

— Какая же ты у меня красавица! Даже когда плачешь, ты очень красивая, — проговорила она, поцеловав пухленькую влажную щечку девочки.

Анна, казалось, проявляла интерес к своей дочери, только когда та спала. В младенчестве София раздражала мать малейшим вскриком, поэтому стоило только Софии захныкать, как сразу же посылали за Соледад. Пако, никогда не проявлявший особой любви к сыновьям, не мог оторвать взгляда от своей крошки. Возвращаясь с работы, он бежал наверх, чтобы пожелать ей спокойной ночи или почитать сказку. София усаживалась к нему на колени и устраивалась поудобнее, а потом склоняла голову отцу на грудь и начинала сосать большой палец. Соледад не могла скрыть удивления. Сеньор Пако был не из тех мужчин, которые готовы проводить время с малышами. София была необычным ребенком. Уже в два года она умела очаровывать, и отец стал первым ее горячим поклонником, готовым выполнять любые прихоти своей принцессы.

Соледад с удовольствием проводила время в Буэнос-Айресе, когда они на несколько недель отправлялись в столицу. Воспитанная в деревне, она с любопытством воспринимала городскую суету. Правда, ей не удавалось часто отлучаться, ибо она была слишком занята заботами о маленькой Софии. Но иногда она оставляла девочку на попечение Лореты — горничной, которая жила в квартире, и отправлялась по магазинам. Пако попросил ее все время проводить с ними в городе, так как София просыпалась по ночам и звала свою верную Соледад.

— Ты ей нужна, — сказал он. — И нам тоже. Мы очень расстраиваемся, когда она плачет по тебе.

Конечно, Соледад и не подумала спорить, хотя это означало, что она оставляла Антонио на целую неделю. Но в выходные она возвращалась в Санта-Каталину и выполняла свою обычную работу.

— Ты хочешь спать в моей кровати? — спросила она сонную девочку.

София кивнула, а потом уронила голову на пышную грудь Соледад и закрыла глаза.

Соледад спускалась по лестнице с большой осторожностью, держа на руках спящего ребенка. «Сеньор Пако вернулся очень поздно», — подумала она, заметив его портфель и кашемировое пальто в холле. Дойдя до холла, она услышала за дверью гостиной голоса. Хотя интуиция подсказывала ей не останавливаться и не подслушивать, Соледад задержалась. Разговаривали по-испански.

— Откуда это все? — сердито спросила Анна.

— Это связано с делами. И это не то, что ты думаешь, — спокойно ответил Пако.

— С делами?! Зачем тебе понадобился отель в городе, где у тебя есть прекрасная квартира? Ради всего святого, Пако, не надо делать из меня посмешище!

Повисла долгая пауза. Соледад не двигалась, она стояла, словно слившись с мебелью в холле, и старалась не дышать. Но сердце ее выстукивало чечетку. Соледад знала, что подслушивает интимный разговор своих господ. Она знала, что должна идти с Софией в свою комнату. Ей следует притвориться, будто она ничего не слышала. Но ее одолевало любопытство и хотелось знать, о чем они говорят. Она услышала, как кто-то из них ходит по комнате. Наверное, это был сеньор Пако. До нее доносился звук его шагов по деревянному полу, приглушаемый там, где начинался ковер. Изредка тишина нарушалась недовольным возгласом сеньоры Анны. Наконец Пако заговорил первым.

— Хорошо, ты права, — грустно произнес он.

— Кто? — прорыдала Анна.

— Ты ее не знаешь, уверяю тебя.

— Но почему?

Соледад услышала, как Анна встала. Затем до нее донесся звук цокающих каблуков — должно быть, Анна прошла к окну. Снова повисла тишина.

— Мужчина нуждается в любви, Анна, — устало проговорил Пако.

— Но мы же любили друг друга, разве нет? В самом начале?

— Да, и я не знаю, что пошло не так. Ты изменилась.

— Я изменилась? — парировала она с горечью в голосе.- — Я изменилась! То есть ты еще хочешь переложить вину на меня? Я толкнула тебя в ее объятия?

— Я этого не говорил.

— Но тогда что ты хочешь сказать? Ты тоже очень изменился!

— Анна, я не пытаюсь тебя в чем-то обвинить. Мы оба виноваты в том, что так случилось. Я не оправдываю себя. Но ты сама затеяла этот разговор.

— Я хотела узнать о причинах.

— А я не могу тебе их объяснить. Я влюбился. Она тоже любит меня. Ты перестала отвечать на мое чувство много лет назад, так чего же ты ждала?

— Наверное, это какая-то извращенная аргентинская традиция. Когда мужьям надоедают их жены, они заводят себе любовниц.

— Анна.

— Или это традиция, заведенная только в вашей семье? Яблоко от яблони недалеко падает, — выпалила она.

— О чем ты говоришь? — медленно проговорил он.

Соледад заметила, как изменился его голос. В нем слышалась угроза.

— Я говорю о твоем отце и его... любовнице.

Она хотела сказать «шлюхе», но вовремя остановилась.

— Не вмешивай в это моего отца. Мы говорим только о тебе и обо мне, а не о моем отце.

Пако был потрясен, не понимая, откуда ей все стало известно.

— Надеюсь, ты не станешь учить Рафаэля и Августина следовать твоему примеру. Я не хочу, чтобы они научились у тебя разбивать сердца.

— Я не стану говорить в таком тоне, — резко сказал Пако, крайне взволнованный.