Конечно, эмиграция в разных областях христианской Европы протекала различно с точки зрения масштабов и направления перемещения. Одни области были охвачены этим процессом больше, другие меньше. Существенные различия в размах эмиграционных процессов вносили способы передвижения — сухопутный и морской, ибо действительно массовой заокеанской эмиграции, сыгравшей столь важную роль в истории Нового Света в Новое время, в Средние века еще не было. Заморские колонии, конечно, создавались, и в первую очередь, в Святой земле — так называемый Утремер (Outremer), «заморская земля», а также в Восточной Прибалтике и Ирландии. Однако в этих регионах переселенцы обычно составляли незначительное меньшинство и включали представителей светской и церковной знати, слоя бюргеров и малую толику сельских жителей. Зато районы ближней экспансии, например, Пиренейский полуостров или земли полабских славян, переживали такой наплыв иммиграции, которого оказалось достаточно для кардинальных перемен в культурной среде и фундаментальных изменений в языке. Именно переселение десятков тысяч немецких горожан и селян в XII–XIII веках, называемое иначе «Остзидлунг» (Ostsiedlung), привело к германизации земель полабских славян и укоренению носителей немецкого языка в таких местах, как Берлин или Любек, которые стали впоследствии символами всего германского мира. Контраст, наблюдавшийся между сравнительно высокой плотностью поселений и относительно низким уровнем миграции в Утремеры типа Ливонии или Сирии, можно отчасти объяснить тем обстоятельством, что за передвижение по морю приходилось платить. Хотя наземный путь был дольше и труднее, а отправлять пожитки морем оказывалось дешевле, нежели по суше, отдельные переселенцы или семьи мигрантов, будь то пешком, верхом или в повозке, могли совершить свой путь по суше достаточно недорого и вполне самостоятельно. Путешествие по морю автоматически означало увеличение расходов.

Массовое переселение было характерно в основном для XII–XIII веков, хотя в некоторых регионах оно началось раньше. На Пиренейском полуострове христианская иммиграция последовала сразу за завоеванием, то есть уже в IX и X веках, однако подлинные масштабы приобрела лишь после взятия Толедо в 1085 году. Именно это событие, по мнению мусульманских авторов, стало той точкой отсчета, когда «могущество франков впервые заявило о себе». В первой половине XII века арагонцы захватили долину Эбро, в середине XIII кастильцы вошли в Андалусию, а к 1249 году португальцы уже хозяйничали в Алгарве. По мере того, как христианские правители захватывали исламские области Пиренейского полуострова, их постоянной заботой становилось заселение и освоение захваченных земель. Иногда такая необходимость диктовалась исходом прежнего мусульманского населения; в других случаях новые поселения закладывались на ранее пустовавших землях. Большинство переселенцев приходили из других областей самого Пиренейского полуострова, но были и такие, кто проделывал путь с юга Франции. Во владениях тамплиеров между Туделой и Сарагоссой в середине XII века встречались землевладельцы с характерными именами типа Раймон из Гаскони, Вильгельм из Кондома, Мартин из Тулузы или Ришар из Кагора. Для всех находилось место.

Общая площадь земель, охваченных Реконкистой, была огромна — около 150 тысяч квадратных миль, и пиренейские королевства остались относительно мало заселенными. Тем не менее в целом миграция людских потоков во вновь захваченные районы существенно изменила тогдашнюю демографическую ситуацию.

Так называемый Остзидлунг, то есть расселение германцев на землях к востоку от Эльбы и Зале, традиционно служивших восточной границей германских племен, носило еще более массированный характер. Этот процесс начался постепенно с первой половины XII века, в первую очередь в восточном Гольштейне, где в 1143 году был заложен город Любек. Во второй половине столетия германские поселения распространились до Бранденбурга, а возможно и до Мекленбурга. Есть также вероятность того, что в 1175 году они были уже и в Силезии, когда герцог Болеслав I даровал свободу от «польского закона» цистерцианцам Лубяжа, дабы на этих землях селились «все немцы, кто возделывает монастырскую землю либо приведены жить на ней настоятелем братства». В тот же период появились поселения германцев в Богемии и Трансильвании. В XIII веке вся Восточная Европа, от Эстонии до Карпат, оказалась заселена носителями немецкого языка. Среди переселенцев были крестьяне, купцы, шахтеры. Их появление навсегда изменило карту Европы, и первостепенной важности исторические последствия этого процесса мы наблюдаем и по сей день.

По сравнению с поселениями Реконкисты и Остзидлунга в других областях Европы перемещение людских масс носило менее масштабный характер. Однако для вовлеченных в миграционный процесс регионов оно имело большое значение и служит лишним доказательством того, что здесь мы имеем дело с поистине всеобщим феноменом, захлестнувшим весь европейский континент. Ибо точно так же, как чужеземные землепашцы наводнили долину Тахо и леса Силезии, земли кельтов — Уэльс, Ирландия и Шотландия — испытывали на себе наплыв колонистов из Англии и, до некоторой степени, Франции, а в Восточном Средиземноморье новые поселения росли и множились на волне крестовых походов. Во всех этих случаях мы видим, что людской поток устремлялся из центральной части Западной Европы на периферию материка.

Примером такого центробежного движения может служить миграция фламандцев, жителей низменного графства Фландрии на берегу Северного моря. Фландрию с полным правом можно отнести к «центральным» областям на карте средневековой Европы, поскольку она лежит между Англией, Францией и Германией, на оживленных морских путях. Во Фландрии рано сформировалось централизованное феодальное княжество. Фламандские города с развитой торговлей и ремесленным производством образовывали важнейшее ядро средневековой экономики севернее Альп. Фландрия, по всей видимости, имела более высокую плотность населения по сравнению с любым сопоставимым по площади регионом за исключением Италии. Даже после кризиса XIV века Фландрия сохранила столь высокую жизнеспособность, что здесь стало возможным становление и формирование собственной национальной культуры (которую принято ошибочно называть «бургундской»).

В Высокое Средневековье фламандцы распространились по всей Европе. Многие из них возделывали землю, но были среди фламандских переселенцев и рыцари, и воины, и ремесленники, коих можно было встретить во всех уголках христианского мира и за его пределами: в 1081 году некто Раймонд Фламандец являлся «главой стражи и хранителем городских ворот» в Константинополе. В нормандском завоевании Англии 1066 года участвовало столько фламандцев, что когда вскоре после завоевания Вильгельм I издал охранную грамоту в отношении земель архиепископа Йоркского, то в ней содержалась угроза применения надлежащих санкций против любого преступника, «будь то француз, фламандец или англичанин». Фламандцев продолжали манить военные приключения в Англии, и в качестве наемных воинов они сыграли важную роль в междоусобных войнах и восстаниях XII века. Например, в крупном восстании 1173–1174 годов один из предводителей мятежников граф Лестер «выступил в поход с фламандцами и французами, а также людьми из Фризии». Король Шотландии, присоединившийся к мятежникам, был заинтересован в наборе фламандцев из Фландрии «и их флоте, сотнях и полусотнях воинов этого сильного народа». Один наблюдатель тех лет неодобрительно комментировал вербовку этих воинов-простолюдинов и писал, что они «рвутся заполучить вожделенную английскую шерсть». «Правда состоит в том, — добавляет летописец, — что большинство из них ткачи, и в отличие от рыцарей они не имеют понятия о том, как держать в руках оружие, а только жаждут грабежей и добычи».