Так как я много сидела дома, Лиза повадилась оставлять Сэма, чтобы самой пойти на йогу. Каждый день она садилась в свой джип и ехала в йога-студию, которая находилась в том районе, где мы жили до того, как завели детей. У людей, ходивших в ту студию, не было детей. Это были сплошь молодые люди или того же возраста, что и мы, но без детей, то есть, по сути, те же двадцатилетние, только с парой морщин и более внушительным счетом в банке. Эти могли позволить себе петь мантры хоть каждый день, ведь у них была куча времени — куча времени, чтобы оставаться после занятий, распивать бесконечные чаи и вино и общаться.

Лиза стала возвращаться после йоги всё позже и позже. А еще она худела. Ничего не ела. Мне после йоги хотелось навернуть бургер, а в Лизе пробуждался аскетизм. Я на ее руки могла смотреть часами, как завороженная. Она ни на секунду ни останавливалась — то делала стойку на руках у стены, то падала в мостик из положения стоя. Всех развлекала.

При этом она всё больше и больше отдалялась от Стива. Я совсем перестала видеть их вместе. Они перекидывались детьми и нужной информацией и становились все более чужими день ото дня. Если бы я снимала фильм, они ни разу бы не попали в один и тот же кадр.

Я тем временем не отвлекалась и была полностью сосредоточена на Люси, на своем маленьком мирке, которому вскоре предстояло пополниться. Я достраивала его и улучшала.

В первую беременность мы не стали выяснять пол ребенка. Мне казалось, что предвкушение как-то облегчит роды. (И это единственное, в чем я не ошиблась.) На этот раз мы собирались сделать то же самое.

Но однажды летним днем Люси каталась на трехколесном велосипеде в патио, и мы сообщили ей, что у нас будет малыш.

— Ребенок! Ребенок! Я так рада! — У Люси была особенность: она всегда говорила именно то, чего от нее ждали.

Меня это умиляло, забавляло, но и чрезвычайно тревожило.

— Надеюсь, будет девочка! — добавила она.

И вот, когда настало время делать УЗИ, мы взяли Люси с собой. В здании, соседнем с тем, где она родилась, она смотрела на экранчик, пока молоденькая девица с выщипанными до состояния несуществующих бровями водила холодным прибором по моему животу. Потом девица объявила:

— Смотрите! У него пенис!

— Ох, — отвечала Люси, — жалко. Ну ладно.

Я попробовала сходить на йогу для беременных. Йога для беременных — не йога. Это девять женщин, разлегшихся на полу в солнечной комнате и пускающих газы. Я зареклась ходить туда снова. У меня тоже была гордость.

Поэтому я продолжала посещать обычные классы. Заниматься йогой в беременном состоянии было забавно. Люди меня избегали. Фрэн очень любила парные практики: мы находили себе партнеров, а потом тянули друг друга за ремешки и поправляли в позах. Я (снова!) почувствовала себя толстой девочкой в углу, с которой никто не хочет объединяться в пару. Когда приходило время выбирать партнера, мои товарищи по залу обходили меня стороной, глядя через мое плечо, словно выискивали знакомого на вечеринке. Наверное, они просто боялись как-то мне навредить.

Так и получалось, что я всё время оказывалась в паре с человеком самых необычных габаритов. Был у нас один парень, Филип, страшно высоченный — выше норвежского фермера. Была Сабина — какая-то вся бугристая, с фиолетовыми волосами и потрясающим гардеробом, состоящим из реально древних маек «Нет атомной бомбе!». И девятилетний мальчик, необъяснимо появлявшийся в классе время от времени. Все они были моими партнерами.

Но с беременностью уменьшилось не только количество моих потенциальных партнеров, но и репертуар асан. Кое-какие изменения были очевидны — например, планка отпадала сразу по техническим причинам: некуда деть живот. Позу собаки стало делать утомительно, она часто перерастала во что-то вроде позы ребенка с широко разведенными коленями. Но я не сдавалась. К октябрю в моей практике осталось всего три-четыре позы. Любимыми оставались стоячие балансы — теперь, когда я значительно потяжелела, мне стало понятно, почему их называли балансами!

Особенно привлекала и веселила меня ардха чандрасана — поза половины луны. В ардха чандрасану входили из треугольника. Нужно было согнуть переднюю ногу (допустим, правую) и, потянувшись правой рукой, опустить ее на пол чуть за стопу. И, опираясь о пол кончиками пальцев правой руки и правой стопой, выпрямить правую ногу и вытянуть левую вверх! При этом туловище необходимо было разворачивать к потолку, а левой рукой тянуться высоко. Эта поза была воздушной, занимала всё пространство, была такой открытой, такой смелой. И очень смешной, если делать ее с выпирающим пузом. Про корональную плоскость можно было на время забыть!

Чтобы удержаться в ардха чандрасане, нужно тщательно сосредоточить внимание. Для этого необходимо устремить взгляд в одну точку и не давать ему блуждать — такой взгляд называется дришти. А полное сосредоточение в йоге носит имя дхараны.

Раскрытия, ощущения полета в позе, расширения грудной клетки, «расправленных крыльев» и легкости в теле было невозможно достичь без дришти. Когда взгляд устремлялся в одну точку на стене, руки и ноги сами раскрывались широко. С блуждающим взглядом вся поза терялась, и тело превращалось всего лишь в груду конечностей на полу, утрачивало способность летать. И желание взлететь.

Когда во время выполнения позы я думала о ребенке в своем огромном животе, о ребенке, которого защищал от падения всего лишь мой взгляд, мое усердное сосредоточение, у меня кружилась голова.

Люди считают йогу скучной. Это одно из главных возражений в адрес йоги. Йога действительно скучна, если не практиковать сосредоточение. Если просто войти в позу и позволить уму блуждать, ждать, когда же все это кончится, йога действительно становится страшно скучной. Однако стоит сосредоточиться, как скука отступает и асана превращается в самое увлекательное занятие на свете, в единственное увлекательное занятие. Чем больше практикуешь сосредоточение, тем проще кажется мир. Есть лишь ты и объект концентрации.

У подобного сосредоточения есть парадоксальное следствие: фокусируя внимание на одном объекте, вы тем самым повышаете свои шансы выйти за пределы материального мира. Мир объектов растворяется, а вы переходите на следующую из восьми ступеней йоги, достигая трудноуловимого состояния дхьяны, или истинной медитации.

В «Йога-сутрах» этот процесс описывается так:

«Практика сосредоточения замыкает сознание в узкой зоне. В состоянии медитативного сосредоточения поток восприятия направлен на единственный объект. Когда остается лишь природа и сущность объекта, а сам он становится как бы бесформенным, происходит объединение. Концентрация, медитация и объединение с одним объектом — эти три состояния идеально дисциплинируют сознание. Когда постигнута дисциплина сознания, возникает мудрость».

Концентрация, которую воспитывают в нас асаны, приносит немедленные и заметные результаты. Мы все когда-нибудь чувствовали эффект сосредоточения, будучи полностью погружены в работу: все тревоги отступают, повседневная жизнь и даже время кажутся неважными. В «Бхагавад-Гите» Кришна говорит Арджуне: «Если твой ум неспособен постичь меня, ищи встречи со мной посредством практики йогической концентрации».