— Я знаю, госпожа.

На следующее утро состоялся мой дебют в роли шута перед двором госпожи Анны.

В первый раз я видел большой зал замка только из-за занавеса, когда наблюдал за выступлением Норберта, изучал его трюки. Сейчас это помещение с поднимающимися на тридцать футов могучими арками и заполненное рыцарями и придворными в ярких нарядах выглядело даже внушительнее, чем я себе представлял.

Сердце колотилось от волнения. Не только потому, что мне предстояло выступать перед столь огромной аудиторией. И не только потому, что Трейль по сравнению с Боре казался деревней. И даже не потому, что я должен был завоевать благосклонность новой хозяйки. Я заменял Норберта, шута высшего ранга. Такое доверие накладывало особенную ответственность.

Наконец трубы объявили о прибытии Анны, и в зале появилась хозяйка замка в шелковом платье с длинным шлейфом, за ней вереницей следовали придворные дамы, которые несли подушечки, прохладительные напитки и все прочее, что могло потребоваться госпоже.

Пажи в зеленых с золотым туниках объявили повестку дня, и Анну тут же окружили советники, каждый из которых претендовал на право получить постоянный допуск к уху герцогини. Рыцари, в отличие от своих собратьев в Трейле, не разгуливали в повседневной одежде, а чинно восседали за столами в праздничных нарядах цветов своего сеньора.

Спор, вынесенный на рассмотрение двора, касался претензий бейлифа к местному мельнику. Как и повсюду, бейлиф полагал, что мельник утаивает размеры дохода и должен платить больше. Нечто похожее я наблюдал сотни раз в своей деревне. И не было еще случая, чтобы бейлиф проиграл.

Анна рассеянно выслушала доводы сторон, но потом, похоже, начала уставать. В отсутствие супруга ей приходилось заниматься самыми утомительными и скучными делами, а препирательства мельника с бейлифом полностью соответствовали этой категории.

Взгляд герцогини ушел в сторону.

— То, что здесь происходит, достойно комедии, — сказала она. — Шут, комедия — твой удел. Что скажешь? Выходи и решай.

Я выступил из толпы у нее за спиной. Анна посмотрела на меня немного удивленно, как будто не ожидала обнаружить новое лицо.

— Вы приказали мне решать, госпожа?

Я поклонился.

— Если только ты не так же туп, как они.

По залу раскатился негромкий смех.

— Постараюсь, — сказал я, вызывая в памяти все случаи, когда решения принимались не в пользу моих друзей, — но сначала разгадайте загадку. Что на свете самое смелое?

— Ты на сцене хозяин, шут. Скажи нам, что самое смелое.

— Рубашка бейлифа, моя госпожа. Чуть ли не каждый день она хватает его за горло.

Зал удивленно притих, потом молчание сменилось гулом изумленных голосов. Все смотрели на бейлифа, ожидая его ответа.

Анна повернулась ко мне.

— Норберт сообщил, что хочет подлечиться, но он умолчал о том, что передает дела такому остроумцу. Подойди сюда. Я тебя знаю?

Я опустился перед ней на колени и сдернул шапочку.

— Меня зовут Хью, добрая госпожа. Мы встречались с вами однажды. На дороге в Трейль.

— А, господин Руж! — воскликнула она, выражением лица давая понять, что хорошо знает, с кем говорит. — Сегодня вы выглядите получше, чем тогда. Кажется, вас неплохо залатали. К тому же вы нашли себе новое ремесло. Тогда, если не ошибаюсь, вы были весьма воинственно настроены и спешили кого-то спасать.

— Из доспехов на мне было только это. — Я дотронулся до клетчатой туники. — А из оружия лишь посох. Надеюсь, по мне не очень скучали.

— Трудно скучать по тому, кто никуда не исчезает, — с язвительной усмешкой ответила Анна.

Кое-кто из дам начал хихикать. Я церемонно поклонился, отдавая должное ее остроумию.

— Норберт дал тебе самые лучшие рекомендации и обещал, что с тобой мы не будем скучать. К тому же при дворе у тебя нашлись и другие защитники. И что же? Не успел сделать и нескольких шагов, а уже испачкал сапоги. Итак, ты принимаешь сторону мельника?

— Сторону справедливости, госпожа. — В зале становилось жарко. — И правосудия.

— Справедливости и правосудия… Что шут знает о справедливости и правосудии? Этим занимаются толкователи законов и права.

Я уважительно поклонился.

— Закон здесь — вы, госпожа. Вам и судить, кто прав. Как сказал Августин: «Без правосудия королевства всего лишь банды преступников».

— Я вижу, ты многое успел познать. Наверное, вел интересную жизнь.

Я кивнул в сторону бейлифа.

— Вообще-то я хорошо знаком только с преступниками. Остальное — догадка.

В зале снова засмеялись. Громче, чем в первый раз. Даже Анна снизошла до улыбки.

— Шут, цитирующий Августина? Это что-то новенькое. Кто ты?

— Глупец, не знающий латыни, глупее глупца, знающего ее.

И снова смех, даже аплодисменты. И еще одна улыбка от Анны.

— Меня воспитывали голиарды, ваша милость. Они научили меня многому такому, что ни на что не годится. — Я встал на руки, постоял, удерживая равновесие, убрал одну руку. — И кое-чему полезному… надеюсь.

Хозяйка замка одобрительно кивнула.

— Ты прав. — Она похлопала в ладоши и повернулась к бейлифу. — Что ж, сегодня я вынуждена принять сторону шута. Он победил. Прости меня, но остроумие оказалось сильнее права. Уверена, что в следующий раз весы склонятся в твою пользу.

Бейлиф бросил на меня сердитый взгляд, потом поклонился и отступил.

— Принимаю ваше решение, госпожа.

Я снова встал на ноги.

— Что ж, шут, твои друзья меня не обманули. Норберт хорошо с тобой поработал. Ты принят.

Я поклонился.

— Спасибо, госпожа. Вы не разочаруетесь.

Меня наполнила необыкновенная легкость. Я выступал перед огромной аудиторией и победил. Впервые за долгое время у меня не было ощущения притаившейся где-то опасности. Я подмигнул Эмили, и она улыбнулась в ответ.

— Останешься по крайней мере до возвращения моего мужа, — резко добавила Анна. — И сразу предупреждаю, что его понятия о праве и отношение к обычаям весьма отличны от моих. Не думаю, что он поддастся очарованию шута, знающего латынь.

Следующие дни я занимался тем, что развлекал госпожу чтением стихов и историй, которые помнил еще с детства, и сопровождал шуточными комментариями заседания двора, когда возникала необходимость разбавить смехом утомительную рутину.

Все мои проблемы постепенно отдалялись. Я даже поймал себя на том, что получаю удовольствие от новой роли и той власти, которую дает допуск к уху герцогини.