Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При первом прочтении аббревиатура МГУ вызвала у тети Параси и Марфы недоумение: кака-така мгу? Теперь же они не отказывали себе в удовольствии гордо уточнить:
— Наиглавнейше лучший расейский университет. Настя, скажи!
— Самый престижный вуз, — подтверждала Настя. — Василий безусловно очень способный и талантливый человек. Но, тетя Парася, как вы могли отдать Фроловым сына?
Для Насти добровольное расставание с Илюшей было немыслимо. Она бы голову, сердце, душу дьяволу продала, но не отпустила от себя сына.
— Не отдавала я! Увозом скрали! Ирина Владимировна и Андрей Константинович бездетные, из себя такие благородные и образованные. К Васятке прикипели, все учили его, занимались с ним. А тут мужа Степана арестовали, у меня маленькая Аннушка на руках. Марфа, ты помнишь, я тогда в Омск рванула правду искать?
— Помню. Грудница у тебя случилась страшная, в больницу забрали и всю грудь исполосовали.
— Как вышла из больницы, в коммуну вернулась, она тогда уже колхоз была, но по старой памяти коммуной звали. Фроловых и след простыл, а с ними и моего Васятки. Мужа убили, большака умыкнули — хоть в петлю, да ведь на руках двое деток. И наказ мужнин: дать детям образование. Вот и рассудить: остался бы Васятка в Погорелове, какое МГУ? А Фроловы его в люди вывели. Не знаю я, свечки ли ставить за этих людей, проклинать ли их. Многоточие. Читай, Настенька, дальше.
— «Теперь в моих планах продолжить образование и как можно скорее завершить его…»
— Опять досрочно-скоропостижно, все торопится, — сказала Марфа, — все спешит. А куды?
— Васятке лучше знать, — слегка обиделась тетя Парася.
Настя ее поддержала:
— Тем более, что на его решения мы повлиять не в силах. Читаю дальше: «Хотел бы переслать Вам свой лейтенантский аттестат, но тут возникают проблемы, так как я, признаться, ношу фамилию Фролов».
— Не надо денег, сынок! — замахала руками тетя Парася. — Тебе самому пригодятся! А фамилия? Что анкету портить, коли замарали невинно твоего родного отца.
— «Я хотел бы, — добралась Настя до строчек, которые всегда вызывали у тети Параси слезы, — выразить свою любовь и радость, которые пережил, когда узнал, что Вы живы, и сейчас испытываю. Но, к сожалению, не нахожу слов…»
— Не говори, сыночек, я без слов понимаю, — плакала тетя Парася. — Сохрани тебя Господь! Миленький мой! Кровиночка!
— «Передайте, пожалуйста, мои искренние приветы родным и близким!»
— Передала, — заверила тетя Парася, потрясая ладошкой в воздухе. — Всем передала, порадовались люди добрые моему счастию негаданному и тебе поклоны шлют. — «Крепко обнимаю и целую Вас, мама!» — проговорила тетя Парася последние строчки. — И я тебя, сокол мой ненаглядный, к груди своей многострадальной прижимаю, сердцем своим израненным благословляю…
— Парася! — осадила ее Марфа. — Опять расчувствуешься до припадка!
— Грех, — согласилась тетя Парася, — себяжаление да потешание.
Она взяла протянутое Настей письмо, аккуратно сложила и отнесла за икону, где хранились ее сокровища: из тюрьмы прощальное письмо мужа (на груди в мешочке носила, да истлелось от пота), Егорки-беглеца сумбурное послание и вот теперь письмо Васятки.
Ответ сыну Парася постановила сама писать, хотя Настя предлагала под диктовку. Быстро не ответила — работы было столько, что вечерами падали замертво, только и успевали вырвать минутку снова Васяткино письмо перечитать. А тут дожди зарядили. Ко времени — уже отсеялись колхозники, а для зерна, опущенного в землю, и для трав нарождающихся влага в большую пользу.
Настя, для которой прежде смена времен года означала только смену гардероба, поражалась тому, насколько крестьяне, их труд, зависят от капризов природы. Если собрать воедино чаяния, надежды и молитвы крестьян, то это были бы еженедельные прошения в небесную канцелярию: пошлите вёдро (сухую погоду), не нашлите заморозков — мы уже огородину (овощи) высадили, подбавьте влаги, и тепла, тепла, солнышка! Когда Настя, свято верившая в силу науки, заговорила о том, что когда-нибудь люди научатся управлять климатом, на нее посмотрели как на умалишенную. Они верили, что поп с кадилом выйдет в поле и намолит правильную погоду, а в науку не верили!
— Такие люди, как талантливейший Василий, покорят природу! — исчерпав аргументы, воскликнула Настя.
И тут на лицах Марфы и тети Параси появилась некое подобие надежды на несбыточное.
Лил дождь — славный. Небо не облажное, не опустилось на землю грязно-серым, приплюснутым снизу дымом, облачка плывут, нет-нет солнышко проглянет. Настроение было хорошим — сидели по домам, не отдыхали — спешно выполняли накопившуюся по хозяйству работу.
Чтобы тетя Парася написала письмо, у колхозного бухгалтера одолжились очками.
Она сидела за столом перед листом бумаги из тетрадки в полосочку — большая ценность, подаренная учительницей. Чернильница-непроливайка, ручка с пером, которое тетя Парася долго и придирчиво рассматривала на свет — не прицепились ли волосики.
— Да ты уж, Парася, — не выдержала Марфа, — истомила нас всех! Пусть уж лучше Настя химическим карандашом настрочит.
— Нет, сама! Ну, с Божьей помощью.
Окунула перо в чернильницу, странной гримасой исказила лицо — чтобы дужку очков на носу удерживать. И начала выводить слова.
Через полчаса Настя подошла к тете Парасе, заглянула через плечо, прочитала.
«Здраствуй нинаглядный мой сыночек Васенька! В первых строках шлет тебе привет твоя двоюродная бабка Агафья атакже йё вунуки…»
Далее, почти до конца страницы, шло перечисление родственников и свойственников, соседей и односельчан.
— Тетя Парася! — возмутилась Настя. — Вы всю деревню хотите упомянуть? Ведь всего один лист!
— Так положено, девонька, — Парася устало опустила руки. — Марфа, иди посмотри, не забыла ли я кого, не обидела?
Марфа с деловым видом взяла очки, но они ей только мешали, зрение у нее было отличным. Сняла очки, перечитала, подсказала несколько персонажей, которые тетя Парася с удовольствием через запятую внесла в список приветствующих.
— Я не знаю! — мотала головой Настя. — Осталось упомянуть только скотника Юрку. Занятный дядька, юморист. Он нам тоже какая-нибудь родня или свойство?
— Нет, — серьезно, не уловив издевки, ответила Марфа, — Юрка из переселенцев.
Непривычное и напряженное занятие утомило Парасю. Она отложила письмо, дописала его на следующий день. Как могла выразила свою радость и слезно попросила Васеньку разыскать Егорку, скопировав единственную весточку от сбежавшего сына.
Через пять дней пришло письмо от Митяя из санатория — короткое и написанное чужой рукой.
«Здравствуйте, мои дорогие мама, Настенька, Степка и тетя Парася, Аннушка и Илюшенька! За меня вам пишет медсестра, так как в результате контузии пальцы мои пока еще дрожат и выводят неразборчивые каракули. В целом у меня все отлично — живу, оздоравливаюсь на курорте. Думаю, вам Васятка уже написал, как мы встретились в госпитале. Он пока передвигается на костылях, но ему обещали сделать протез ноги. Целую вас крепко, мои родные! Сыночка, персонально, в носик! Ваш Дмитрий Медведев».