Женщина становится красивой, когда ее искренне любят…

К беседке приближались две грациозные фигуры. Одна красавица несла поднос с едой, другая — кувшин с водой. Не глядя на меня, они поставили всё на стол и застыли у порога топкими изваяниями.

Первая напоминала породистую лошадь. В особенности на это указывали подвижные крылья ее смуглых ноздрей, украшенные серебряными кольцами. Высокая и крепкая, она была лет на десять старше своей спутницы. Вторая же, если продолжить зоологическую аналогию, была юной коброй, сверкающей и опасной. Похоже, обеих жен мое присутствие не только смущало, по и тяготило.

— Их зовут Дэви Свами Параспати, — сказал Пуруш.

— Обеих?

— Конечно. Они неразлучны.

— Иван Харламов, — я встал, кивнул головой и чуть ли не щелкнул каблуками.

— Они не будут с вами разговаривать. Во-первых, они неприкасаемые, а во-вторых — не знают английского. Есть еще и «в-третьих», но этот пункт может оказаться болезненным для вашего самолюбия. А больное мужское самолюбие — путь в ад.

Пуруш произнес несколько фраз на мелодичном языке. Жены поклонились, прикоснулись к его ступням и удалились.

— Путь в ад, вы сказали?

— С ростом мужского самолюбия растет безбожие, которое развращает женщин, а развращение женщин ведет к появлению нежелательного потомства, которое ведет к смешению сословий, которое ведет в ад. И это все во имя женской красоты — капитала, который со временем не прирастает. Вы никогда не задумывались, почему так привлекает невечная женская красота?

— Возможно, из-за стремления к гармонии?

— Вас послушать, так и лондонский Джек-Утешитель стремился к гармонии. Впрочем, все относительно. Мой дедушка говорил, мужчина и женщина — как химические реактивы. Не всегда можно предсказать последствия их смешения, но не надо бояться экспериментировать. И до тех пор, пока у дедушки оставалось время для подобных сеансов, он смешивал свою жизнь с разными женщинами и считал результаты весьма полезными.

— Почему же потом у него не осталось времени?

— Потому что дедушка умер, — две слезы появились в глазах Пуруша и невероятным образом оказались втянутыми обратно.

— Но при чем здесь война?

— Мужчина всматривается в женщину как в зеркало. Или, если хотите, словно в окно, за которым лишь вечер на пустой проселочной дороге. Но мало в какую женщину смотрится только один мужчина. В результате — все они смотрят в одно и то же окно, и видят отражения друг друга, и бычатся до тех пор, пока не начинается мировая война.

— И что же делать?

— Дедушка однажды признался, что желание смешивать свою жизнь у него начинает слабеть. Но это он сказал незадолго до смерти. Так что, удел мужчины — до самого конца искать ту единственную женщину, реакция с которой будет его полностью устраивать. Вероятность такой встречи можно вычислить математическим путем. Если в мире три миллиарда женщин, то соответственно, опыт с первой составляет одну трехмиллиардную, и так далее… Можете сами сосчитать, я не силен в математике.

— То есть вы полагаете, этим опытам нужно посвятить жизнь?

— По-вашему, лучше наблюдать свои кишки, навернутые на штык, оказаться растоптанным боевым слоном или сойти с ума от паралитического газа? Я не хочу это проверять. Все это знают, только ни у кого нет времени об этом помнить. Кстати, о времени. Я через полчаса должен быть на работе.

Отдав должное блюдам индийской кухни, мы с Пурушем вышли из парка.

— Вообще-то, — сказал на прощанье Пуруш, — нет некрасивых женщин.

— Это старая шутка, — я попытался уклониться от пошлого продолжения.

— Нет, правда. Женщина становится красивой, когда ее искренне любят. Мои обе знаете, какими замарашками были? Да еще и актрисами. Хоть в зоопарк сдавай. Одно слово — неприкасаемые.

В случае с железной дорогой отсутствие билетов не является большой проблемой. Всегда можно договориться с проводником, но лично мне такие варианты не нравятся, и я купил билет в кассе. Джентльмен должен соблюдать закон даже в мелочах, чтобы при необходимости нарушать его по-крупному без всякого вреда для своей совести.

Катманду — город маленький и запутанный невероятно. Вымощенные булыжником улочки переплетаются так непредсказуемо, что любой путеводитель тут бесполезен. Ведь в нем не сказано, что из Алмазного переулка можно попасть на улицу 2500-летия Адвайты не только через площадь Героев Тяньаньмынь, но и более коротким путем: пройдя через магазин циновок мастера Ханя, а также сквозь его жилище, которое с противоположного конца превращается в массажный салон.

Откинувшись в кресле, я наблюдал, как пожилой китаец сидит у моих ног на низком табурете. Следует признаться, что массаж ног — одно из самых приятных чувственных удовольствий. После того, как помощники унесли медный таз с водой и мои нижние конечности стали практически стерильными, Хань круговыми движениями стал разогревать правое колено. В последующие полчаса он растягивал мне икроножную мышцу, пытался оторвать пятку и вдавливал стальные пальцы в стопы.

За стеклянной витриной салона ходили люди, преимущественно местные жители, нагруженные коврами, плетеной мебелью и посудой. Складывалось такое впечатление, что население Катманду затеяло всеобщий переезд и переносит вещи вручную.

К витрине подошла дама с рыжими волосами. Ее взгляд рассеянно скользнул по зеркалам на стенах салона, и она скрылась из вида. В руке дама держала желтый зонт, и это была Кирхен.

— Вторую ногу, пожалуйста, — на плохом английском сказал Хань.

Мгновенно рассчитавшись с невозмутимым стариком, я вонзился в туфли, вылетел на улицу и попытался бежать. Желтый зонт стал надежным ориентиром и покачивался над головами в каких-то ста метрах. Но сразу догнать девушку не удалось. Не то что бежать, даже стоять было практически невозможно. Правая нога, обработанная мастером, хотя и прекрасно подчинялась нервным импульсам, была настолько расслабленной, что я ее совсем не чувствовал. Дождись я окончания массажа, такая участь ожидала бы и вторую ногу, и я был бы бесконечно за это признателен. Но теперь из-за разницы ощущений в ногах, я потерял чувство баланса.

Желтый зонт уплыл так далеко, что был едва различим в разноцветной перспективе улицы, как на картинах Ренуара. Опираясь то на одну ногу, то на другую, я помчался следом, ускоряясь с каждым прыжком. Смешно сказать, но такой вид передвижения был более эффективен, чем если бы я пробирался сквозь толпу обычным образом. Прохожие расступались, удивленные появлением скачущего белого человека, и очень скоро желтый зонтик был настигнут и взят в плен. Кирхен оказалась барышней искренней и общительной. Она не скрывала радости от неожиданной встречи. Пока мы прогуливались вдоль длинного ряда торговцев коврами, я узнал, что она родилась в Эдинбурге, изучает социологию, что они с братом приехали позавчера и остановились в отеле «Ритрит Плаза».