class="p1">Из дома напротив оперативники вывели Риту, придерживая ее с двух сторон. Она медленно шла, сосредоточенно глядя под ноги. Ее подвели к машине и распахнули перед ней заднюю дверцу.

— Пустите, мне надо… Мистер Холмс, скажите им! — Неожиданно Рита словно очнулась, уперлась рукой в крышу и нашла взглядом Холмса. Волков переглянулся с Холмсом и махнул своим сотрудникам. Девушка, стряхнув с себя сдерживающие руки, стремительно подошла. Ее движения неуловимо изменились. Исчезла нарочитая нервозность походки и суетливость рук. Опустились напряженно приподнятые плечи. Пряди волос падали на лицо, но Маргарита словно не замечала их и не поправляла ежеминутно кокетливыми жестами. Глаза, которые они увидели впервые без темных очков и при дневном свете, оказались голубыми, как высокое июньское небо над Выборгом. Несколько мгновений она молча смотрела Холмсу в лицо, потом кивнула своим мыслям и сказала:

— Простите, мистер Холмс. У меня не было другого выхода. Слишком многое для меня было поставлено на карту. Сама я сделала все, что смогла. Я разыскала старика, это было непросто, но… До конца я не справилась. Я не нашла марку! И почти отчаялась. Вы были моим последним шансом. Только вам было под силу ее найти! Он так мне и сказал… Могу я… можно мне хотя бы увидеть марку?

Волков, подчиняясь взгляду Холмса, достал из внутреннего кармана футляр, раскрыл его и на ладони протянул девушке.

— Вот… это?! Этот кусок бумажки стоит два миллиона долларов? — После паузы дрогнувшим голосом произнесла Рита. — Люди сошли с ума…

Она постояла еще немного, пожала плечами и пошла к машине. Трое мужчин молча смотрели ей вслед. Оперативник терпеливо ждал ее у машины. Девушка обернулась:

— Прощайте, мистер Холмс! Прощайте, Ватсон! Это была… хорошая игра.

Маргарита опустилась на заднее сиденье. Дверца хлопнула, оперативник сел вперед, и машина тронулась с места.

— Ну что, подкинуть вас до города? — прервал молчание Волков. — А то Ватсона, пожалуй, в электричку не пустят. Слишком грязен и пахуч.

* * *

— Холмс, ты оказался совершенно прав. — Высунув локоть в окно и щурясь от теплого встречного ветра, Волков умело вел джип одной рукой. — Отец старика действительно швед. Звали его не Петр Иванов, а Петтер Оберг. Судя по всему, он прямой потомок и единственный наследник того самого печатника, перепутавшего клише марки.

— Это было очевидно, — кивнул Холмс, развалившийся на заднем сиденье. — На фото в книжке о редких марках и на фотографии отца Ивана Петровича как будто один и тот же человек.

— Неудивительно: они же родные дед и внук. Думаю, марка всегда хранилась в семье Обергов, переходя от отца к сыну. Может быть, сначала они и не понимали, каким сокровищем владеют. Но когда Петтер незадолго до войны построил в Выборге дом и спрятал в нем марку, она уже была очень дорогой. С таким капиталом можно было и на родине жизнь обустроить. Не понятно, почему в сорок четвертом он не попытался уйти в Финляндию…

— Возможно, испугался неизвестности и решил переждать войну в своей крепости…

— Только дом у него сразу же отобрали. Сделали там что-то вроде общежития. Петтер был потомственным печатником, редким специалистом. Его перевели в Ленинград на «Гознак» и поселили с женой и сыном в комнате в коммунальной квартире — за войну и блокаду их много освободилось. На тот момент, можно сказать, ему повезло. Петтер, конечно же, нашел бы возможность забрать марку или хотя бы оставить точную информацию о ней сыну. Не успел. Его и жену арестовали. Ребенку на тот момент было около семи лет, его отправили в детдом.

— Донос?

— Да. Я нашел это письмо в архиве. Его автор — уроженец Выборга с труднопроизносимой финской фамилией. Судя по адресу, сосед Оберга. Возможно, он знал и про марку…

— Что же он ее не забрал? — удивился Ватсон.

— Тоже не успел! Его арестовали и расстреляли в том же сорок шестом году.

— Значит, Иван Петрович действительно ничего не знал ни о марке, ни о шведском предке, — задумчиво кивнул Холмс. — Но тайник в своей комнате соорудил именно он, и не так давно — пластиковые пакеты появились в Советском Союзе только в начале восьмидесятых…

— Думаю, тайник был и раньше, — Волков сделал упор на слове «раньше». — Именно в нем старший Оберг прятал фотографию. А Иван Петрович мог найти её, например, при ремонте. Тогда же увеличил и повесил на стену, как единственную память о родителях.

— Зачем же он снова ее спрятал? — непонимающе мотнул головой Ватсон.

— Привычка! С семи лет, когда родителей расстреляли, как врагов народа, он, должно быть, ждал, что за ним тоже придут…

— История, Ватсон! — добавил Холмс.

Запах травы и пыли врывался в приоткрытое окно. Воздушным потоком от встречных машин джип легонько толкало в бок.

— Что известно о пожаре? — вернулся к разговору Холмс.

— Немного. — Волков кинул взгляд в зеркало заднего вида. — Произошел он часов в двенадцать дня. Обычно в это время никого, кроме старика, в квартире не бывает. Но, по словам соседки, в тот день Иван Петрович ждал съемочную группу с телевидения. Вроде бы накануне он познакомился с какой-то журналисткой…

Холмс хмыкнул:

— С платиновыми длинными волосами, вероятно. Я предполагал нечто подобное. Значит, информацию о марке они рассчитывали получить при помощи интервью. А когда не получилось, устроили поджог, умело направляя огонь в нужную сторону. Однако старик в поисках марки ничем им помочь не смог. Он сейчас в больнице?

— Да. Состояние Ивана Петровича стабильное. Он больше испугался. Очевидно, преступники не собирались его убивать. Пока надеялись получить марку, он был нужен им живым, в здравом уме и трезвой памяти. Они даже позаботились о его спасении. Старика нашли лежащим без сознания на лестничной площадке. Дверь в квартиру была плотно закрыта — не хотели, чтобы он задохнулся в дыму. Да и скорую с пожарными, похоже, они сами же и вызвали. Те и другие приехали быстро.

— Сын Петтера Оберга все-таки получит свое наследство! — с удовольствием заметил Ватсон. — Теперь у одинокого старика хватит денег и на нормальную еду, и на хороший ремонт…

— Ватсон! — засмеялся Волков. — Да ему хватит и на приличный дом, и на абсолютно безбедную старость! Даже ни в чем себе не отказывая и питаясь одними деликатесами, в средствах стеснен он не будет. Не удивлюсь, если у него вдруг обнаружится многочисленная и любящая родня. И, знаете, я чертовски рад, что все закончилось именно так!

* * *

— Холмс, в чем дело? — С мокрым полотенцем на шее, чистый и благоухающий Ватсон в свежей футболке с удивлением уставился на Холмса.