— Нет… Нет! Пусти, гад! — стонал Бесенок, пытаясь вырваться и сбежать, но скоро задохнулся от боли.

Игриш видел перед собой только широкую, спину — от макушки до зада покрытую черным волосом. Черт страшно вонял алкоголем и дымом, пытаясь побороть увертливого мальчишку, он принялся ругаться и бить его наотмашь.

Боясь вмешаться и остановить эту ужасную сцену, Игриш дрожал всем телом, страшился даже вздохнуть и мог только смотреть, как они извиваются на полу, словно животные. Ночному гостю скоро надоело возиться с ним и он выбил из Бесенка всю непримиримость одним ударом, сжал руки на его горле и принялся душить.

— Стой, не надо… Гриш… — только и смог выдавить из себя Милош, из последних сил пытаясь разжать лапы. Но те все сильней стискивали его тоненькое горло, выдавливая из него последнюю волю к сопротивлению. Милош уже не стонал, а только хрипел и пищал, дергал ногами и пытался нащупать в кармане нечто твердое, а потом, собрав оставшиеся силы, треснул черта по голове. Тот взвыл, но не ослабил хватки, а только сильнее нажал на его шею, навалившись всем весом, и держал до тех пор, пока Милош не перестал дергаться. Штуковина, которой пытался отбиться Бесенок, тяжело ударилась о стену и, поблескивая голубыми искорками, упала рядом с тем местом, где тихонько лежал Игриш.

Кровь из пробитой головы черта капала Милошу на лицо. Еще живой мальчишка громко всхлипнул, обливаясь слезами, и в последнем, каком-то детском усилии, попытался оттолкнуть бородатое лицо, но только получил очередной удар в челюсть, а когда и это не помогло, черт снова стал душить парня и держал его за горло до тех пор, пока не удостоверился, что мальчишка полностью в его власти.

Черт остановился, исторг из себя визгливый стон и повалился на Милоша, словно тот был подушкой, тяжело задышав тому что-то на ухо. Игриш не расслышал, какая именно мерзость сошла с его губ, ведь он желал лишь одного — превратиться в кучу мусора, слиться с землей, стать незаметным, исчезнуть.

Как и тогда. В лагере Крустника. И это напугало его безмерно. Заставило вынуть голову из сена и попытаться найти хоть что-то, что помогло бы спасти несчастного Бесенка.

И этим единственным оказалась самая странная вещь, которую можно было обнаружить в конюшне. Страшась выдать себя, Игриш потянулся к таинственному предмету — увесистому кубику, поблескивающему в лунном свете. Искусно выполненная, деревянная шкатулка с врезанными в стенки сверкающими каменьями, которая совсем недавно выпала из рук Милоша.

И тут Игриш почувствовал на себе взгляд и одернул руку.

На него смотрел Милош. Лицо мальчишки выглядело ужасно — губы коротко подрагивали, один глаз заплыл, второй, налитый кровью и пустой, был приоткрыт, зрачок слепо и осуждающе сверлил своего трусливого товарища, вымаливая помощи и отмщения. Игриш не знал, жив ли он вообще. Про себя он тоже был не совсем уверен — страх выдавил из него все без остатка.

А еще на Игриша, не отрываясь и тяжело дыша, смотрел черт. По черной козлиной бороде катилась струйка слюны, сливаясь с обильно натекающей кровью, мелкие глазки плотоядно блистали. Это жуткое мгновение растянулось для мальчика почти навечно.

Когда сердце наконец сделало новый удар, Игриш не раздумывая схватил куб и швырнул в черта. От неожиданности тот не успел увернуться, и острый угол с тупым стуком хлопнул его прямо по лбу, сорвав целый шмат кожи. С воем черт схватился за разбитую башку, оторвался от Милоша и вскочил на ноги, но тут же оступился и тяжело загремел на землю. Бесенок распластался на сене, не двигаясь и даже не дыша, а его мучитель выл, размазывая кровь по лицу и силясь встать, но от боли едва мог подняться на колени.

Где-то снаружи протяжно прокричал петух, и следом нечто еле слышно зашуршало, затопало и загрохотало, заставив черта торопливо подняться и, не разбирая дороги, броситься к выходу.

Далеко он не убежал. Когда Красотка высунула морду из стойла и вцепилась своими зубищами ему в темечко, черт закричал так отчаянно, словно с него живьем сдирали шкуру.

* * *

В середине ночи Каурай проснулся от какого-то жуткого визга, который так же быстро оборвался, как и возник. Сразу же стащил с себя пригревшегося котенка, который только мявкнул такому бесцеремонному обращению, подошел к окну и выглянул наружу.

Было тихо. Слишком тихо, и это пугало больше всего. Шелестящие тени деревьев укрывали двор шинки, по земле мрачными караванами блуждали призраки далеких туч, спеленавших лунный диск высоко в небе. Пение сверчков, душистые запахи и успокаивающая тишина сдерживали проснувшуюся паранойю, разбивали подозрения, повторяли, что все в порядке, и нет причин хвататься за меч.

Но одноглазый был закостенелым параноиком. И знал, что все было отнюдь не в порядке.

Понял это по двум быстроногим рогатым фигуркам, которые носились по двору от строения к строению и заглядывали в окна. И что-то в их нервных, осторожных движениях намекало, что едва ли эти двое были запоздавшими путниками, которые на ночь глядя решили забежать в шинку, промочить горло с дороги.

И еще собака — Волчара задохнулся бы от лая, стоило только случайному прохожему повернуть голову к дверям шинки.

Каурай решил, что это отличный повод побеспокоиться.

Он быстро оделся, натянул сапоги и подхватил Куроук с Щелкуном. Прилаживать доспехи не было ни времени, ни возможности — подлатник он умудрился отдать стираться, балда. Так что все свое барахло ему пришлось подхватить как было — в огромную неудобную связку весом в пуд.

Прежде чем распахнуть дверцу и выбежать на лестницу, одноглазый мельком глянул в оконце и тут же с руганью бросился на пол — две горящие стрелы почти одновременно ударились о стену, едва разминувшись с его головой. Одна отлетела и подпалила хвост перепуганному кошаку — несчастное животное с воем вылетело из комнаты и заскребло коготками по ступеням. По счастью обе стрелы сразу же потухли.

— Чума… — прошипел одноглазый, отползая подальше от окна. Следом целый град стрел забарабанил по стенам с наружной стороны. Каурай не сомневался, что дегтя на них не пожалели. По потолку задорно заплясали пламенные отсветы, обещая скорую баньку, а по улице все громче разносилось конское ржание, все ближе и ближе гремели копыта и дребезжали железом.

Вот и сходили в шинку казачки…

Шорох летучих огней и улюлюканье приближающейся лихой братии, рассеял протяжный свист с первого этажа и прозвучавшее сразу за ним бравурное:

— Баюновы колядники пришли почеломкаться! Ну что,