Монах заморгал, и Магдалена заметила, как по щекам его покатились слезы.

— А Виталис ссорился со своим учителем? — спросила она с любопытством.

Молодой наставник пожал плечами:

— Не знаю. Под конец Виталис был очень замкнутым — видимо, что-то произошло. В последнюю нашу встречу он, кажется, хотел в чем-то мне исповедоваться, но потом все-таки передумал. Это, наверное, Аврора нагнала на него страху.

— Аврора?

— Ну, автомат его учителя, — пояснил Лаврентий. — Виталис думал, что кукла оживает. Он часто рассказывал мне, что по ночам она двигается сама по себе, шипит и шепчет, прямо как живое существо. Ему казалось, что она следит за каждым его шагом.

Магдалену передернуло.

— Ужасное чувство.

— И вы так считаете? Виталис полагал, что кукла хранит какую-то страшную тайну. Вечером, накануне ужасного события, он сказал мне: «Она разорвет его насмерть. Его и всех нас». — Брат Лаврентий задумчиво покивал. — Именно так и сказал. Разорвет его насмерть… Что ж, похоже, предсказание его начало сбываться. Одному Богу известно, что учинило это создание над бедным Виталисом и его пропавшим учителем! — Он быстро перекрестился и отбил поклон. — Поздно уже, и до лауды[12] всего несколько часов. Будем молиться и надеяться, что скоро этому колдовству настанет конец. Храни вас Господь.

С этими словами наставник развернулся и скрылся в ночи.

Магдалена проводила глазами его тень, затем торопливо зашагала в сторону деревни. Она очень надеялась, что Симон уже вернулся. Ей уже было совсем не по себе в этом монастыре, а в голове по-прежнему звучала тихая мелодия автомата.

Пронзительным, неумолчным звоном колокольчиков.

Через полчаса Магдалена, ее отец и Симон собрались в доме живодера. Они сидели в натопленной комнате и размышляли. Палач закуривал уже третью трубку, и табачный дым клубился наперегонки с чадом от сырых дров в открытом очаге. Михаэль Грец так еще не вернулся из трактира, и его немой помощник тоже куда-то пропал — хотя Магдалена и просила его присмотреть за детьми. Но обстоятельство это играло им только на руку: все-таки им было теперь что обсудить.

— Эксперименты с молниями? — спросил в изумлении лекарь. — Ваш друг Непомук в самом деле изучал молнии?

Куизль кивнул и глубоко затянулся. Он так и не снял грязной монашеской рясы: она висела на нем мокрым мешком и, похоже, адски кололась.

— Он пытался направить молнию, — проворчал наконец палач, как следует почесавшись. — Мысль не такая уж и глупая, если вспомнить, сколько молний бьет в одном только Шонгау. Непомук протянул проволоку от колокольни до кладбища, и в нее действительно ударила молния. Правда, при этом вспыхнула сама колокольня.

— Постой-ка, — вмешалась Магдалена. — Позавчера, кроме проволоки, там были еще те странные носилки. Но когда я поднялась туда во второй раз, они уже исчезли. Одна лишь проволока свисала с потолка.

Дочь палача встретила Симона еще по дороге и решила пока не рассказывать об упавшем мешке ни ему, ни отцу. Она и сама уже не знала, приписывать ли свой постоянный страх перед покушениями собственному воображению. Теперь, в светлой комнате, все это казалось ей не более чем пустыми тревогами.

— Может, эти носилки оставил там вовсе не Непомук, а какой-нибудь неизвестный, который присвоил его идею, — предположил Симон.

Магдалена нахмурилась:

— И кто бы это мог быть?

— А мне откуда знать? — растерянно ответил молодой лекарь. — Все члены монастырского совета ведут себя более чем подозрительно. И в первую очередь сам настоятель. Мы с твоим отцом застали его за чтением книги о заклинании голема.

Лекарь с усердием принялся отгонять от себя табачный дым.

— Кто бы это ни был, мы все равно опоздали. Этот неизвестный наверняка уничтожил все улики, так как почувствовал неладное. И теперь… — Он закашлялся и злобно уставился на тестя. — Черт возьми, Якоб! Вы хоть раз можете попробовать не курить? Как вообще можно думать в этом дыму?

— У меня вот получается, — проворчал Куизль. — Тебе бы тоже разок попробовать, глядишь, и додумался бы до чего. У меня как раз кое-какие мыслишки в голову пришли… — Палач ухмыльнулся и сделал особенно глубокую затяжку. — Непомук рассказывал мне, что Виргилиус говорил о каком-то незнакомце. Якобы есть некто, кого очень заинтересовали бы эти эксперименты.

— Настоятель! — воскликнула Магдалена. — Может, ему нужна молния, чтобы создать голема, а Виргилиус должен был ему в этом помочь?

Палач сплюнул на тростник.

— Чепуха! Големов не существует. Я верю в крепкое железо, хорошую петлю и человеческую злобу, но уж точно не в людей из глины. Это всего лишь страшилки, придуманные какими-то святошами, чтобы народ пугать. — Он упрямо помотал головой. — К сожалению, мы не сможем уже расспросить Виргилиуса об этом странном незнакомце, потому что его, можно сказать, поглотило пламя.

— Да, что касается пламени… — Симон прокашлялся и подумал немного, прежде чем продолжил: — Прошу вас, не сочтите меня сумасшедшим, но я обнаружил сегодня нечто очень странное. Я и сам постепенно начинаю верить в колдовство.

Запинаясь, он рассказал о светящемся трупе в пивном погребе и собственном оттуда бегстве.

— Значит, там был белый порошок, а труп, говоришь, светился зеленым? — переспросил наконец Куизль.

Симон кивнул.

— Светился очень слабо, прямо как светлячок. Ума не приложу, что бы это могло быть.

— Зато я знаю, — скупо ответил палач. — Я как-то раз уже слышал о подобном явлении.

— И? — Симон вытянулся от любопытства. — Что же это?

Куизль ухмыльнулся:

— И правда, что? Боюсь, для этого я чертовски мало покурил сегодня. Соображаю что-то медленно, а тут еще и дымить не разрешают…

Он преспокойно выловил блоху из рясы и затолкал ее в трубку, где она и лопнула с хлопком.

— Папа, оставь эти шутки и говори наконец, что знаешь, — прошипела Магдалена. — Иначе расскажу маме, что третью подряд трубку куришь.

— Ладно-ладно, — отмахнулся палач. — Это, наверное, фосфор.

— Фосфор? — Симон с удивлением взглянул на тестя. — Что еще, черт возьми, за фосфор?

— Phosphorus mirabilis. Субстанция, совсем недавно открытая одним аптекарем в городе Гамбурге, мозгляк ты бестолковый, — проворчал Куизль. — Следовало тебе подольше посидеть в этом твоем университете.

Довольный собой, он откинулся на стуле и попыхтел трубкой.

— Вообще-то аптекарь этот, как и все прочие, искал философский камень. Но получил светящуюся субстанцию, а именно phosphorus. Я прочитал об этом в одной из книг Афанасия Кирхера. В темноте он светится зеленоватым, но у него есть и другое, крайне опасное свойство.