Орвик вышел через битых полчаса.

До скрипа чистый, весь в чёрном — в распахнутой на верхние пуговицы рубашке их странного иномирного покроя — с мокрыми волосами и одуряюще пахнущий.

Плюхнулся без лишних слов на диван посередине, оттеснив Уилла от меня. Бедняге совсем не осталось места, и ему пришлось ретироваться на дальнее кресло у камина.

Крепко обнял за талию левой рукой, правую вольготно уложил на спинку кресла.

И мы просто сидели и смотрели на то, как играют Гаяни с Ричардом.

Просто — рядом. Молча.

Даже не глядя друг на друга.

Но в одну сторону.

Я никогда не думала, что может быть так хорошо и тепло на душе.

Мы в два голоса утешали Гаяни, когда у неё не получилось в который раз выиграть. Очередная партия закончилась вничью. Я успокаивала Гаю, что скоро непременно получится. Нужно всего лишь ещё разок сыграть. Ну, или подольше… По-настоящему её утешить смог Орвик, когда заявил, что вообще на его памяти никому не удавалось сыграть с Ричардом хотя бы вничью, а единственный человек, который у него выигрывает, это собственный отец.

— Ну так я буду второй и последней! — решительно заявила Гая, вздёргивая подбородок.

— Что-то у меня нехорошее предчувствие, — проворчал темноволосый маг, мановением руки расставляя фигуры обратно в правильном порядке. — Может, на этом и остановимся?

— Ни за что! — припечатала Гаяни, сдувая спутанную зелёную прядь с лица.

Я бы всё отдала, чтобы этот вечер длился вечность. И мы вот так сидели все вместе, никуда не торопясь. Как люди, которым просто хорошо рядом. Как люди, которые не должны притворяться друг с другом и носить маски. Как…

Семья.

И меня так разморило от этих мыслей — или горячего чая, или близости огненного мага, от которого было жарко, как от печки — что я почти задремала на его плече…

Но тут послышались тяжёлые шаги. Несколько пар ног. Острые каблуки.

Я встрепенулась и села ровно, как палка, прислушиваясь к звукам снаружи. Словно пугливая дичь, которую вот-вот погонят из нагретого убежища, поджигая всё вокруг и отсекая пути к отступлению. Погонят единственной дорогой, к единственному исходу, который уготовил для неё охотник.

Степенный и властный стук в дверь.

Она распахивается. Дуновение ледяного воздуха кощунственно вторгается в тепло этого места.

На пороге, надменно и с каплей презрения оглядывая присутствующих, в сопровождении парочки охранников оказывается высокородная эласса Мелия, вторая жена моего отца.

У неё в руке — цветок. Один из тех, что мы возлагаем обычно к статуе прародительницы Тедериель. Только те белые или розовые, а этот — алый как кровь.

— Дорогие гости! — глубокий, чарующий голос Мелии растворяется в комнате, как яд в кубке вина. — Мы забыли рассказать вам об одном древнем обычае. Какое упущение! Надеюсь, вы простите нашу небрежность. Этому обычаю много-много веков, он уходит корнями в седую древность. Так мы выказываем уважение почтившим нас визитом. Имейте в виду — вы не вправе отказаться от участия в нём, если не хотите показать пренебрежение согревшему вас крову и оскорбить элара!

Игра останавливается.

Все смотрят на Мелию и напряжённо ждут продолжения. Только Гаяни растерянно — на меня.

— Мы глубоко уважаем наших мудрых и добрых хозяев и сделаем всё, что в наших силах, чтобы доказать наше уважение, — осторожно ответил Ричард.

— Замечательно! — Мелия ослепительно улыбается. Покачиваются массивные гроздья драгоценных камней в её ушах.

Она медленно проходит в комнату, останавливается прямо надо мной. Смотрит сверху вниз так, будто готова прибить на месте, если хоть слово скажу. Мне отлично известна эта разновидность её взглядов.

— Так вот. По нашему обычаю, чтобы уважить высоких гостей, элар отправляет любимейшую дщерь свою… провести ночь с одним из них. Это символ — символ глубокого доверия и готовности поддерживать дружеские связи… очень тесные связи между двумя народами. Свидетельство того, что мы готовы заботиться о процветании и мире на наших землях так же рьяно, как она позаботится этой ночью… о том из вас, кому вручит знак своего выбора.

Словно в дурном сне, всё ещё не веря, что это происходит со мной, я слежу за тем, как алый цветок падает мне на колени.

Такие пышные лепестки. Сердцевина точно кровь. Как нечто настолько прекрасное может прикрывать нечто, столь мерзкое и унизительное?

Меня охватывает стыд настолько сильный, что не могу поднять глаза. Я знаю, что все смотрят сейчас на меня. На цветок у меня на коленях. Я знаю, о чём они сейчас думают.

В груди тяжесть, с каждым ударом сердца жжёт под рёбрами. Но слёз нет, будто я превратилась в неживую куклу на шарнирах.

Вижу только часть пола, покрытого узорчатым красным ковром. Подол пышного платья Мелии, золото на золоте. Кончики её изукрашенных туфель. Как-то отстранённо отмечаю, что хрупкие дорожки инея начинают разбегаться от места, где мы сидим, стремительно заволакивают ковёр. Туфли Мелии почему-то делают пару шажков назад.

— Будь умницей, Шиана! — странным голосом, как будто немного неуверенно или испуганно говорит вторая жена отца. — Надеюсь, ты помнишь о своём долге.

Приглушённый ковром цокот каблуков. Мелию как ветром сдувает из комнаты, но её слова всё ещё звенят в воздухе.

Я прекрасно понимаю, о чём она говорила. О чём напоминала мне.

Вовсе не о гадком обычае, который она выдумала только что. Просто чтобы подтолкнуть, наконец, события. Никогда за всю историю наш народ не падал настолько низко, чтобы хозяева предлагали своих дочерей гостям. Женщины — слишком ценная собственность. Ими не принято делиться. Ни один мужчина потом не возьмёт в жёны «порченую»… видимо, Боргу посулили что-то очень ценное. И то он бесится и готов скорее меня убить, чем выполнить свою часть приказа элара.

А напоминает мне Мелия именно о нём, об этом приказе.

Осталась одна, последняя ночь. Завтра чужаки уедут, вернутся в свой мир.

Только одна ночь для зачатия сына, которое предписано мне, и предписание вшито магией в мою кожу.

Я должна отдать цветок тому из трёх, кого выберу в отцы своему будущему ребёнку.

Беру в обе ладони, как в чашу, хрупкие лепестки.

Тишину разрывает мрачный мужской голос:

— Так, Лягушонок! А ну-ка идём отсюда. Нечего слушать взрослые разговоры. Тебе пора спать, я провожу.

Медленно поднимаю глаза. Встречаюсь взглядом с Гаяни, которую Ричард Винтерстоун тащит мимо дивана к выходу. Тем самым решительно вычёркивая себя из списка кандидатов.

У сестрёнки глаза перепуганные и сбитые с толку.