Последовательность трех личностей сходна с последовательностью трех добродетелей. Следуя за Аквинским («Если быть точным, вера предшествует надежде… В последовательности поколений надежда предшествует любви. Любовь вытекает из надежды» — Сумма теологии), Данте рассказывает в «Пире», что Вера предшествует Надежде, которая в свою очередь предшествует Любви (П., III, 14).

В том же самом значении Отец является Создателем, prima virtu. Комментируя утверждение Августина, что Отец — Первоначало Всего Божества, Аквинский замечает: «Как Отец является тем, что предшествует другому, так и тот следует за Отцом, который есть Первоначало» (Сумма теологии).

Он продолжает: «Сын развивает свой разум, как развивается Слово, и Святой Дух развивает свою волю, что Любовь. Теперь любовь должна исходить из слова. Поскольку мы не любим ничего, пока не поймем разумом воплощение. Вот почему в этом роде проявляется то, что Святой Дух исходит из Сына».

Также признают, хотя члены Троицы не тождественны Господу, явно ощущается (возможно, это ощущение усилено учением Иоахима о трех веках, соответственно управлявшихся Отцом, Сыном и Святым Духом) первенство Отца над Сыном во временном проявлении трех личностей в человеке. Так Адам был создан Первой властью («Душа, всех прежде созданная». — Р., XXVI, 83) и сопровождает Отца. В только что возникших веках только Вера достаточна («В первоначальнейшие времена // Душа, еще невинная, бывала // Родительскою верой спасена». — Р., XXXII, 76–78).

Вслед за Павлом Данте заявляет о свидетельстве невидимых вещей, отчего Адам пал, как Люцифер, «не выждав озаренья, пал, незрел» (Р., XIX, 48; ср. с «Сияет луч, причем его приход // И заполненье целого совпали». — Ч., XXIX, 25–27).

Свет дается человеку вместе с пришествием Слова. Так Данте говорит о Христе: «Я вашу власть и волю ощущал; / Ваш свет мне в сердце силу излучал».

Но Сын появляется только в шестом веке мира, став посредником между Богом-Отцом и грешными людьми. Он является Надеждой мира: «Освяти их истиною Твоею, слово Твое есть истина» (1 Пн., 17). «Ибо закон ничего не довел до совершенства; но вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу» (Евр., 7: 19).

Не меньшее значение имеет то, что именно Данте первым увидел двойного зверя, отраженного в зеленых глазах Беатриче: «Вонзили взгляд мой в очи Беатриче» (Ч., XXXI, 121). Третье излучение, Любовь, или Святой Дух, спускается на апостолов на Троицын день после появления Сына.

Грядущая добродетель воплощается в образе процессии священнослужителей. Двадцать четыре ветхозаветных патриарха носят одежды цвета белой лилии Веры:

За ними следуют четыре евангелиста, окружающих колесницу, и Грифон Христа, увенчанный зелеными венками Надежды:

В конце процессии семь Новых фигур из Завета, чьи гирлянды красного цвета обозначают Любовь:

Поскольку мы имеем дело лишь с установленной Данте концепцией вечной истины, большая часть суждений подверглась обсуждению средневековыми теологами. Нам не приходится прибегать к дополнительным источникам, пытаясь установить функции трех дам, Марии, Лючии, Беатриче.

Мария — земная мать Христа. Беатриче — земное отражение Небесного Блаженства. Лючию, скорее всего, следует отождествлять со святой Лючией Сиракузской, хотя прямых отсылок у Данте нет. По крайней мере, ее появление вместе с Марией и Беатриче указывает на то, что она также воплощает некую обожествленную земную женщину. Исходя из концепции Беатриче, можно предположить, что все трое являют собой чудесное земное воплощение небесной истины. Соответственно, они в некотором роде должны совпадать с замыслом Одного, Двух и Трех.

Несложно увидеть Марию в Едином. Она — мать Христа, а Создатель — Отец. В двойственной природе Христа ей отводится земная часть, и ее материнство соответствует Созидательной Власти Отца.

В «Божественной комедии» она для Данте символизирует поиски путей к спасению. В равной степени как порядок добродетелей вытекает от Веры к Надежде и затем к Любви, так и Мария призывает Лючию, которая направляет Беатриче.

Этимологически «Лючия» означает «носящая свет», то есть посредник, корреспондирующий значение Сына как несущего Надежду. Поскольку свет является воплощением добродетели, она по своей функции сопоставима с Отцом и Мудростью. В этой связи интересно заметить, что дважды в «Аде» Данте говорит о свете веры, который несет Христос:

Я там, где свет немотствует всегда[40]. Христос является Словом Отца и «Светом Мира».

Ее область определенно та, где Чистилище устанавливается благодаря посредничеству Христа. Там Надежда явно воспринимается как сходная со светом:

В конце поэмы Беатриче легко распознается как Любовь. Когда она появляется перед Данте в небесном Раю, хотя и одетая в белую вуаль веры и зеленую мантию надежды, ее главный цвет «огненно-алый» (Ч., XXX, 31–33):

В «Божественной комедии» она существует не для себя, а для других (Пир, III, 14, 136).

Истинная любовь к Беатриче определяется в «Новой жизни». Бесспорно, о той же любви говорится в «Аде»:

До этого Беатриче говорила Вергилию:

В «Пире» встречаем другое выражение, связанное с Троицей, «путь истины и света», что сопоставимо со словами Иоанна: «Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине» (Пн., 14: 6), позволяя дальше прояснить функции трех дам. Мария — истина, «не испытывающая ошибок». Лючия — свет, как та Лючия, которая появляется в античистилище, чтобы перенести спящего Данте к входу в Чистилище, открывая ему тяжкий путь к Земному Раю.