Джон поднялся, привлек ее к себе, и она села верхом на его колени лицом к нему, ощутив животом огненно горячий и твердый пенис. Она приподнялась, рукой помогла ему найти правильный путь и медленно опустилась на него, поглотив его своей плотью.

Джон со стоном подался вверх бедрами, заполнив ее до конца, а она крепче обвила его ногами, уронила голову ему на плечо и почувствовала себя и его единым существом. Он вышел из нее и медленно вошел снова, дюйм за дюймом, и Селия в такт ему приподнялась и опустилась. Даже их сердца и легкие работали в такт.

Со стоном он сильнее сжал ей талию, они задвигались быстрее, он врывался в нее глубоко, стремительно.

— Джон! — ахнула она, впиваясь ногтями ему в плечи, двигаясь в одном ритме с ним. Ее груди скользили по его торсу, ноги их переплелись. Она уже не могла ни дышать, ни думать, только двигаться, скользить телом вдоль его тела, а он снова и снова сладостно пронзал ее.

— Джон! — выкрикнула она, чувствуя, что больше не выдержит, если сию секунду не настанет освобождение от этой сладкой муки.

Он откинул голову, вены на шее напряглись, глаза закрылись, и он последний раз вошел в нее:

— Селия…

Она не помнила, чтобы когда-нибудь ее имя произносилось с таким чувством. Они опустились на постель, не разнимая объятий. Он медленно, нежно гладил ее по волосам, успокаивая бешеный стук ее сердца. Она не могла говорить, слова пропали, она, схватившись за него, падала и падала в бесконечность.

Возвращаясь вместе со всеми из церкви после длинной и шумной службы, Селия закрывала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Дарнли считал правильным посещать протестантские службы, чтобы заявить о своей лояльности Шотландии, и Селии с остальными приходилось за ним приглядывать. Ей бы хотелось оставаться в Холируде или вернуться в Уайтхолл, где пасторы ограничивались короткими внятными проповедями. Нокс вещал об ужасах женского правления с таким жаром, что Селия боялась расхохотаться в полный голос. Бедная, бедная королева Мария, она наверняка скоро пожалеет, что не осталась во Франции.

Селия глубоко ушла в свои мысли и не заметила, как кто-то догнал ее и пошел рядом, пока не почувствовала чье-то прикосновение к своей руке. Вздрогнув, она подняла глаза и увидела улыбающееся лицо лорда Ноултона.

— Невольно начинаешь скучать по нашему английскому священству, пусть оно и не такое благочестивое, как на ваш взгляд? — спросил он.

Селия засмеялась:

— У королевы Елизаветы службы намного короче, что да, то да. А Нокс какой-то жутковатый.

— И как по-вашему, кто возьмет верх? Нокс или королева Мария?

— Они оба люди упорные, и я бы не решилась биться об заклад. Надеюсь, что, когда дело у них дойдет до прямого столкновения, мы уже благополучно уедем отсюда.

Лорд Ноултон посмотрел на нее внимательным, задумчивым взглядом. Селия смутилась и отвела глаза. Они общались нечасто, но ей нравилась их непринужденная болтовня. С ним было легко и просто, не то что с Джоном.

Но сегодня поведение лорда Ноултона ощутимо изменилось. Он вел себя так, словно хотел что-то выяснить у нее о ней самой. Все здесь в замке говорили одно, а думали другое, и Селия тоже давно поступала так же, таясь и осторожничая.

Как же это было утомительно!

Она ускорила шаги, чтобы догнать остальных, но лорд Ноултон не отставал от нее.

— Значит, вам не терпится вернуться в Англию? — спросил он. — Шотландия не слишком пришлась по душе?

— Шотландия — интересная страна, мне, напротив, очень даже нравится здесь, — осторожно ответила Селия. — Но, разумеется, я буду рада вернуться в Англию.

— И что вы станете делать по возвращении? — продолжал лорд Ноултон. — Останетесь служить при дворе? Или вернетесь к родным?

Что она станет делать в Англии? Селия избегала думать об этом, вообще заглядывать в будущее, сосредоточившись на насущных задачах. На коротких встречах с Джоном. Но слова Ноултона напомнили о том, как быстро приближается к ней будущее.

— У меня нет родных, — ответила она. — Так что останусь при дворе на какое-то время.

— Может быть, вы предпочли бы иметь собственный дом и семью? — проникновенно спросил он.

Селия удивленно подняла на него глаза:

— Предпочла бы, но боюсь, что подобные вещи не так легко достаются.

Он кивнул:

— Вот уже много лет, как я вдовец, мистрис Саттон, и жизнь моя довольно пуста. Но очень скоро, если мои надежды оправдаются, я многое смогу предложить своей новой жене.

— Это… хорошо, я рада за вас, лорд Ноултон, — пролепетала Селия, не зная толком, что добавить. Прежде он никогда не говорил с ней так и теперь застал ее врасплох. Неужели он собирается сделать ей предложение? Что такое должно случиться, чтобы он приумножил благосостояние? Может, он тоже находится здесь по заданию Елизаветы?

— Вы разрешите мне возобновить этот разговор, когда мы вернемся в Лондон? — спросил он.

Селия молча кивнула, и он улыбнулся, продолжая идти рядом.

— А скажите, мистрис Саттон, какие у вас впечатления о дворе королевы Марии? Мне интересно знать ваше мнение…

Селия возвращалась в свою спальню, уставшая и озадаченная. Ее вымотала необходимость улыбаться и смеяться вместе с другими фрейлинами, в то время как хотелось одного — уединиться и спокойно подумать. А подумать было над чем. Две королевы, лорд Ноултон, Джон — тем для размышления накопилось достаточно.

Наконец она подошла к своей двери, отворила ее — и обнаружила, что одной остаться не удастся. На ее кровати разлегся Джон, откинувшись на валик, он лениво перебирал какие-то бумаги. Услышав, как она закрывает дверь, он поднял на нее взгляд и улыбнулся плутовской улыбкой.

Селии внезапно всей душой захотелось, чтобы он перестал ей так улыбаться, перестал морочить голову, мучить, напоминать о том, чего она когда-то страстно желала, но так и не смогла получить. Хотя мучил ее совсем не он, а ее собственное сердце, ее чувства.

— А я тебя жду, — сказал Джон. — Вижу, в данный момент ты преисполнена благочестия?

— А я думаю, это нечестно, что ты прохлаждался здесь, когда всем остальным пришлось выслушивать проповедь о геенне огненной, — проворчала Селия.

Она положила перчатки и молитвенник на стол и отколола от шапочки вуаль. Приглаживая растрепавшиеся на ветру волосы, она увидела в зеркале отражение Джона. Он откинулся назад и, подложив руки под голову, наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Камзол на нем был расстегнут, рубашка обтянула плечи и грудь, напоминая о том, как он выглядит нагим. И о том, чем они занимались прошлой ночью в этой самой кровати.

И внезапно ей захотелось все повторить.

Кончиком языка она облизнула пересохшие губы, и взгляд его стал напряженным, он сел, наблюдая, как она развязывает накидку и дает ей соскользнуть с плеч на пол. Потом она медленно расстегнула высокий гофрированный воротник рубашки, возвышавшийся над глубоким квадратным вырезом черного бархатного платья, и распахнула лиф.