Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На переменах мы теперь играем в этот футбол, и, конечно, самый знаменитый игрок у нас Тоська Алейников. У него столько команд, что он их носит не в кармане, как все, а в отдельной большой коробке. Наверно, у него две сотни пуговиц! У него есть команда «синих» и команда «красных», команда «Испания» и команда «Арсенал» и еще разные другие команды. И в каждой — одиннадцать «игроков» — одиннадцать пуговиц!
Мне Паша Воронов рассказывал: зашел он недавно к Тоське домой, а у них огромный скандал: Тоськина бабушка хотела лечь на подушку и вдруг видит — с наволочки все пуговицы срезаны. Она как закричит:
— Безобразие! Это все футбол! Сейчас же верни мне пуговицы с наволочки!
А Тоська хладнокровно отвечает:
— Что вы, бабушка? Это моя полузащита. Я без них никак не могу обойтись. Они у меня в команде «Испания» лучшие игроки…
Они стали спорить, сердиться друг на друга, и Паша ушел.
На уроках Тоська теперь почти не слушает, что объясняет учитель, а смотрит, какие у кого пуговицы, и соображает, где они могут играть. Третьего дня пришел к нам новый учитель физики, он замещает Веру Иннокентьевну, которая заболела. Такой молодой, симпатичный, так все хорошо, понятно объясняет про электричество. А Тоська вдруг громко, на весь класс шепчет:
— Ой, ребята, какие у него на пиджаке мировые форварда!
Физик перестал объяснять, посмотрел на Тоську и говорит:
— Я вас не задерживаю. Можете ехать на матч, если вас не интересует физика.
Тоське стало совестно, он опустил голову и уткнулся в учебник.
А после вчерашнего наши футболисты утихли.
Вчера случилось вот что. Тоська объявил, что у него в команде «красных» — новый замечательный вратарь, и показал нам серую блестящую, совсем новую пуговицу.
— Это у меня будет сам Хомич, — сказал Тоська с гордостью.
— Где взял вратаря? — спросил Сенька Громов.
— У второклашки Сизова на марки сменял, — сказал Тоська. — Чуть не все французские колонии за него отдал. Зато такого Хомича ни у кого нет!
Конечно, в большую перемену все отправились смотреть, как Тоська будет играть матч новым вратарем. Вызвал он на состязание Игоря Зимелева. У Игоря, конечно, команда особенная, все пуговицы клетчатые — черные с белым, — и команду свою он назвал «шотландские горцы».
Только начался первый тайм «красных» с «горцами», как уже Тоськино нападение забило «горцам» гол. Ох, и обрадовались же все ребята! От нашего «ура» прямо в ушах зазвенело. Мы еще потому так радовались Тоськиной победе, что у нас очень любят сбивать с Игоря спесь. А главное, конечно, было то, что «красные» взяли верх над какими-то там «шотландскими горцами».
Игорь ужасно надулся, стал говорить, что Тоська играет грубо, что футбольное поле недостаточно хорошо начерчено, — словом, хотел на попятный. Но мы ему не дали.
— Играй, играй! — закричали ребята. — Нечего увиливать!
Тогда Игорь начал рвать игру, с угла атаковал Тоськины ворота, но Хомич, то есть новая пуговица, подпрыгнул очень легко, как акробат, и отбил мяч.
— Ура! Ура-а! — закричали со всех сторон наши и обступили стол, чтобы видеть, что будет дальше.
— Игра продолжается. Один — ноль в пользу «красных», — объявил Сенька Громов, главный судья матча.
В этот момент большая рука легла на футбольное поле и преспокойно забрала от Тоськиных ворот Хомича. Мы ахнули.
— Это что такое? Кто смеет?!
— Я смею, — сказал знакомый голос.
Ребята расступились. Позади стоял Николай Митрофанович и, прищурившись, разглядывал новую Тоськину пуговицу.
— Скажите, откуда она у вас? — обратился он к Тоське.
— Это, Николай Митрофанович, мой лучший вратарь, Хомич, — сказал Тоська и протянул руку, чтобы получить пуговицу.
Но Николай Митрофанович, вместо того чтобы отдать, вдруг взял да и опустил пуговицу в карман.
— А я думаю, что это не Хомич, а пуговица от моего нового пальто, — сказал он спокойно. — Меня интересует только, где вы ее взяли.
Наступила тишина. Все глаза обратились к Тоське. Что-то он скажет? Ведь он не может выдать Сизова!
— Николай Митрофанович, я не знал, что это ваша пуговица. Честное пионерское, не знал! — сказал Тоська дрожащим голосом. — Я… я ее нашел…
— Гм… нашли? — Николай Митрофанович опять прищурился. — Странно. Мне казалось, что все пуговицы у меня хорошо пришиты. — Он еще раз посмотрел на Тоську. — Впрочем, я верю вам. Ведь вы не зря же даете слово?
И Николай Митрофанович ушел, забрав Хомича. Конечно, мы сейчас же набросились на Тоську — зачем он нас обманул! Но Тоська клялся, что он соврал только сейчас и в том, что нашел пуговицу, а о Сизове сказал нам правду.
— Посчитаюсь я с этим Сизовым за Николая Митрофановича! — сказал он сердито. — Будет он меня помнить!
На следующей переменке Тоська с Игорем отправились вниз, на первый этаж, где у нас помещаются младшие классы. Многие из ребят пошли следом за ними — смотреть, как они будут расправляться с Сизовым.
У второклассников тоже шел матч на столе. Играли два незнакомых мне мальчика, а Валя Сизов, черненький, круглоголовый, похожий на воробья, вел трансляцию. Он свернул из бумаги рупор и с азартом выкликал:
— Внимание! Мяч переходит на левую сторону. Метким ударом Семичастный направляет его в ворота противника. Мяч скользнул по штанге. Вот его захватили…
— Его захватили и потащили на расправу, — сказал сердитым голосом Тоська, схватив Вальку за шиворот.
Валька запищал:
— Оставь! Чего ты… Чего ты ко мне лезешь?
— Говори: где взял пуговицу, которую мне променял? — рявкнул Тоська.
— Нашел. Я ее нашел! — пропищал Сизов, стараясь вырваться из Тоськиных рук.
— Врешь! Знаю я, как ты нашел! Ты ее с пальто Николая Митрофановича срезал, — сказал Тоська. — Ох, и поколочу же я тебя!
— Давай его судить, — вмешался Игорь Зимелев. — Ребята, собирайтесь на суд. Будем судить Сизова за то, что он срезает пуговицы. Я буду прокурором. На скамью подсудимых Сизова!
— На скамью подсудимых! На скамью подсудимых! — подхватили многие ребята.
Никто толком не знал, что это за «скамья подсудимых», но маленький Сизов так испугался, что ребятам захотелось помучить его.
— Ведите его в пионерскую комнату. Будем там его судить, — командовал Игорь Зимелев.
— Пустите, я не срезал! Честное слово, не срезал! — отбивался Сизов. — Наши ребята видели, как я нашел! Пустите!..
Он пыхтел и вырывался, слезы
