— О, — удивленно выдохнула она и благодарно улыбнулась, хотя подобный жест от постороннего мужчины наверняка вызвал бы бурю возмущения у любой светской дамы, даже если бы та замерзала насмерть. — Так все же, я говорю о записях. Конечно, вы слышали не все, но можете сделать вывод, что «Прорыв» действовал нестандартно. Они хотели вернуть процветание вашему району.

— Не хочу вас разочаровывать, миледи, но процветание Отстойнику не вернуть. Прав был какой-то чудак из парламента: крыс пришлось бы вытравливать, всех.

— Но вы бы зажили лучше без этого сброда!

Моя улыбка ее удивила, а затем Илайн вдруг поняла, какую прелестную глупость сказала.

— Нет, миледи, я бы не зажил. Потому что меня бы вздернули в первых рядах.

— Не понимаю, — она злилась на саму себя, а доставалось мне, — неужто вы вовсе не хотите что-то изменить?!

— Изменить? Миледи, каждый достойный джентльмен полагает, что «изменить что-либо» — это надеть новую пару перчаток. Не гневайтесь, я знаю, о чем вы, но послушайте: никто в Асилуме, а может, во всей Патрии или целом мире, ничего не меняет. Мы все варимся в одном супе, и вы, и я, и императрица.

— Вы говорите ужасные вещи.

— Вероятно, я ужасный человек.

Мы распрощались в здании сыска. Илайн отправилась оформлять заявление, а я — в свою камеру. Так, наверное, пойманная птица порхает весь день по комнате, чтобы на ночь прилететь обратно в клетку.

Но долго наслаждаться одиночеством мне не повезло. Несмотря на то, что был глубокий вечер, а Двор Венаторов погрузился в тишину, в которой отчетливо стучала печатная машинка и ерзали по полу стулья, один из ведущих сыщиков, начальник отдела по убийствам высшей категории Вилсон заявился в камеру. Он постучал костяшками пальцев о дверной косяк, как будто я не слышал его шаги еще на лестнице.

— Как полагаете, не моветон законнику стучать в камеру к вору? — светским тоном уточнил я, оборачиваясь к нему.

— У нас с вами непростая ситуация, — его улыбка утонула в усах, и звучала только в голосе. — Если верить документам, вы не вор, а честный человек, о котором почти ничего неизвестно. А судя по вашим действиям, вы еще и способствуете восстановлению справедливости в нашем городе.

— Всё верно. Поэтому странно, что столь замечательный гражданин проводит дни в камере.

Он спрятал руки в карманы брюк и вошел-таки.

— Сдается мне, Лоринг, что вы сами не хотите выходить отсюда лишний раз. Это не мы вас запрятали. Вы сами прячетесь от того, что снаружи.

Вновь заныли ребра и каждый кровоподтек, что остался после встречи с людьми Маркиза. Я не забыл, кто меня едва не искалечил, и кто убил Гленну. А также хорошо помню, по чьей вине всё это произошло. Но вместо того, чтобы без особого усилия свернуть ему шею, я спросил:

— Чем обязан в столь поздний час?

Вилсон прошел от стены к стене, в его глазах мелькнуло удивление, будто он прежде не замечал, насколько тесно в камере.

— Завтра состоится один званый ужин в доме человека, который имеет некоторое отношение к политике. Фамилия Энтони вам что-либо говорит?

Даже я был наслышан об этом человеке. Роберт Энтони, председатель ложи Консерваторов Патрии Магнум. Его портреты украшали листовки с лозунгами, призывающими людей срочно вступать в добровольческие отряды имперской армии и воевать в колониях. Он успешно протаскивал законы о повышении налогов, запрете на охоту для всех, кроме членов охотничьего клуба — одной из самых влиятельных организаций Патрии, он яростно поддерживал императрицу в отрицании новых технологий. Будь его воля, и ни одна паровая машина не вышла бы из ворот фабрики. Оно и неудивительно: несколько поколений его предков поддерживали свое состояние за счет разведения элитных пород лошадей, и для большего спроса были учреждены имперские скачки — ежегодное соревнование, принять участие в которых — вопрос престижа. На них неизменно присутствовала сама императрица, как и все представители королевской семьи до нее. Сейчас же лошади интересовали богачей все меньше, им подавай самоходные автомобили, и только порицание правительства и высокая цена сдерживали спрос. Его семья одна из многих знатных родов Патрии, что потеряли доход, когда парусники сменились пароходами. Сейчас выигрывали те, кто еще несколько десятилетий назад вложился в рисковую авантюру со строительством паровозов и выкупил производство первого состава. На коне были и те, кто построил фабрику цепеллинов, где ученые и механики имели дело с опасным водородом. Несколько пожаров, несколько банкротов, но риск — благородное дело, и если удалось выжить, то он приносит большой куш. Так что Энтони был представителем вымирающего вида богачей, кто не хотел жить по-новому.

Так как Вилсон чего-то ждал, я на всякий случай поинтересовался, должен ли притворно радоваться этой новости или подождать дальнейших разъяснений.

— Там соберется весь цвет высшего общества, за исключением, разве что, императрицы и некоторых приближенных родственников. По нелепой случайности я тоже приглашен, и собирался отказаться, но тут вспомнил о вас…

Он снова замолчал, и у меня появилось раздражающее предчувствие, что все эти паузы наполнены особым смыслом. Он словно ждет от меня следующего шага, но я даже не представлял, о чем речь. Чтобы включиться в игру, мне нужно было хотя бы понять правила.

— Не хочу вас обидеть, инспектор, но вы не в моем вкусе, если речь о свидании.

— Ни в коем случае, — глухо рассмеялся он. — И все же только благодаря вам я принял приглашение.

Я указал на стул, полагая, что ему удобнее будет продолжить разговор сидя, и сам присел на кровать, раз уж в моих апартаментах не предусматривался парный комплект мебели.

— Суть в том, что, повторюсь, в этот день там будет много людей. Вы только подумайте, о чем могут общаться в непринужденной обстановке представители либералов, демократов, консерваторов, оружейные миллионеры! Но я один не сумею должным образом проконтролировать обстановку.

Наконец у меня начала вырисовываться картинка.

— Вы хотите, чтобы я подслушивал их?

Он молча кивнул, не найдя в себе сил признать это вслух.

— Наверное, вы не знаете, но, сквайр Вилсон, высшее общество не очень-то чтит воров и никогда не высылает нам приглашений.

— Вы не поверите, Лоринг, но сыщиков они тоже терпеть не могут, — его горькая ухмылка свидетельствовала о том, что он не догадывался, а знал, о чем говорит.

— Каким же образом вы заполучили приглашение? Шантаж?

Он посмотрел мне в глаза, но если хотел увидеть запоздалое раскаяние из-за неосторожных слов, то напрасно. Мне не свойственно говорить необдуманные вещи, поэтому и сожалеть о сказанном не умею.

— Сквайр Энтони брат моей покойной супруги. Он вынужден приглашать меня на все светские мероприятия, чтобы не выглядеть дурно не то в глазах общественности, не то в своих собственных. До сих пор его устраивала наша игра: он шлет мне приглашения, а я шлю вежливые отказы. Правила были удовлетворены, и никто не мог бы использовать ситуацию против нас. Но теперь придется нарушить старую добрую традицию. И для этого у меня есть еще одно основание.