Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэри Бергамаско из Хейворда, Калифорния, была арестована за жестокое обращение с ребенком. Она одела семилетнего сына в костюм свиньи и выставила в таком виде на всеобщее обозрение на лужайке перед домом, прицепив к его одежде надпись (передаю дословно): «Я — грязная свинья, урод — вот кто я всякий раз, когда вру и ворую. Смотрите, как я визжу! Мне связали руки, потому что мне нельзя доверять. Это мне урок на будущее. Смотрите. Смейтесь. Вор. Кража. Плохой мальчик».
Мэри оправдывалась, что мальчик врал и воровал как законченный преступник. Она рассказала, что ее мать наказывала ее точно так же. «Но, — продолжала она, — я не жгла ему руки, как это делала со мной моя мать» [8].
Средства массовой информации освещали эту историю и рассказывали о вмешательстве в нее отца мальчика, который до того виделся с ним лишь пару раз, чтобы добиться опеки над ним. Самое интересное в этой истории то, как разделились мнения людей. Многие считали, что это просто ужасающий поступок, а другие полагали, что это адекватный способ наказания за содеянное. В конце концов, говорили люди, она же его не била.
Специалисты в этой области так же расходятся во мнениях, как и обыватели.
Мартин Хоффман и Герберт Зальцштайн провели широкомасштабное исследование с учащимися седьмых классов в 1967 году, выясняя соотношение дисциплинарных мер и нравственного развития ребенка (измерялось с помощью письменных тестов с использованием карандаша и бумаги). Ученым помогали учителя, сверстники и родители учеников. Дети и родители рассказывали о мерах дисциплинарного воздействия, которое применялось в семье. Эти меры разделили на три категории: силовое воздействие, когда родитель применял к ребенку силу и проявлял свою власть над ним; отказ любить ребенка, который выражался как гнев или неодобрение, но физическое наказание при этом не использовалось; разъяснительная беседа, во время которой родитель указывал ребенку на последствия его проступков.
Разъяснительная беседа победила силовое воздействие и отказ любить с разгромным счетом [9]. Это означает, что если ребенку постоянно разъяснять последствия его проступков и их влияние на окружающих, то у него больше шансов усвоить урок и не повторять ошибок в будущем. Тот ребенок, которого физически наказывали за плохое поведение или которому отказывали в любви, с меньшей долей вероятности усваивал урок. Отец, убедительно объясняющий, почему он так волнуется, когда ребенок возвращается домой позже дозволенного, с большей вероятностью сможет привить чувство ответственности и честность, чем тот, кто обрушивает на ребенка свою ярость.
Даже маленькие дети способны осознать, как их обман влияет на взаимоотношения с родителями, учителями и друзьями. Родитель может апеллировать к гордости ребенка и его стремлению быть взрослым.
Это принципиально противоречит подходу «пожалел розгу — испортил ребенка», но специалисты отходят от такого принципа все дальше. В издании 1945 года книги «Ребенок и уход за ним» доктор Бенджамин Спок написал: «Я не очень-то одобряю, когда ребенка шлепают, но это явно лучше, чем молчаливое неодобрение, так можно разрядить обстановку — и для ребенка, и для взрослого». Но уже в издании 1985 года он категорически отвергает это, утверждая, что так дети усваивают, что «тот, кто сильнее и больше, может проявлять над другим свою власть, независимо от того, правильно это или нет». Он даже считает, что традиция шлепать детей повысила уровень насилия в Соединенных Штатах [10].
Хотя некоторые с этим не согласны, большинство экспертов в области воспитания детей в наши дни пришли к заключению, что родителям следует найти альтернативные способы завоевать уважение своих детей. Как сказал консультант Департамента защиты детей и юношества штата Коннектикут, «большинство малолетних преступников воспитывались ремнем, палкой, хлыстом или кулаками» [11].
Большинство экспертов теперь убеждены, что воспитание, построенное на силовом воздействии, например физическом наказании или угрозах, приводит к более низкому уровню нравственности. Оно заставляет бояться наказания, а не приучает вести себя в соответствии с моральными принципами.
Что касается лжи, то ребенок, которого подвергают жестоким физическим наказаниям, обманывает чаще, чтобы избежать их. Такие дети так и не достигнут того уровня развития, на котором они воздерживались бы от обмана, потому что так они могут утратить доверие людей или потому что ложь может привести к серьезным последствиям. Эти дети всегда будут считать, что ложь — это способ избежать страданий.
А вот родители с экспертами не согласны. Исследование, проведенное в Нью-Гэмпшире в 1984 году лабораторией семейных исследований, продемонстрировало, что 88 % опрошенных родителей шлепали детей. Конечно, 50 % утверждали, что пошли на это в качестве крайней меры, а 33 % заявили, что были в тот момент расстроены и вышли из себя. Опросы, проводимые с 1920-х годов, продемонстрировали сходные результаты [12].
Неудивительно, что родители не разделяют господствующих среди исследователей убеждений. Фактически физическое наказание — такая же типичная черта американской жизни, как вишневый пирог. Джорджа Вашингтона, скорее всего, тоже шлепал отец, но в результате вырос честный человек. Исследование колониальных традиций воспитания детей продемонстрирует такое, что даже самые ярые защитники физического наказания покажутся добросердечными и мягкотелыми.
Наши предки-пуритане верили, что дети приходят в этот мир, отравленные грехом, во власти порочных страстей, а их разум слаб. И роль родителей, в особенности отца, заключается в том, чтобы выбить из них эти порочные страсти и воспитать порядочными людьми. Для этого требовались упорство и жесткий контроль, который сопровождался наказанием, часто ударами хлыста. Поскольку считалось, что матери потакают детям во всем и слишком мягко к ним относятся, именно отец обязан был следить за воспитанием. Поэтому по закону право опеки над детьми предоставлялось отцу, а не матери, если семья распадалась [13].
Джон Уэсли, один из отцов-основателей Методистской христианской церкви, ясно изложил взгляды на воспитание, господствовавшие в XVIII веке, в своей «Проповеди о воспитании детей» в 1783 году:
«Потакать прихотям детей, как это нам свойственно, значит сделать их нравственную болезнь неизлечимой. Мудрый родитель, с одной стороны, должен сломить их волю, как только она начинает проявляться. Во всем искусстве христианского воспитания нет ничего важнее этого. Воля родителей для маленького ребенка должна быть подобна воле Господа. Но чтобы исполнить это, вам понадобятся невероятные твердость и решимость, ибо, раз вступив на этот путь, свернуть с него вам уже никогда не дано. Вы должны следовать прямым путем, ваше внимание не должно ослабевать ни на час, иначе все плоды ваших трудов будут потеряны» [14].
Джон Уэсли свято верил, что ложь нужно искоренять любыми средствами. «Научите их, что все лживое происходит от дьявола, лгуна и отца лжи. Научите их питать отвращение и презрение ко лжи и не только лжи, но и всяческим уловкам, хитрости и неправде» [15].
К XIX веку дисциплинарные меры смягчились, и мать заменила отца в качестве главного воспитателя детей. Частично это произошло из-за того, что отцы перестали работать только на ферме и теперь проводили рабочее время в конторах и на заводах. И детей больше не считали изначально греховными. Возросла роль сердечной привязанности, а не жесткой дисциплины.