Монашка? Элисон была удивлена. Ты что, католичка, Мэнди?

Нет, православная. Но ты поняла, о чем я, верно? Об отношениях с мирянами. Они ожидают слишком многого.

Да, я знаю. Но, Мэнди, мне нужен кто-то, кто-то близкий. Подруга.

Конечно нужен. Голос Мэнди смягчился. Подруга. Подруга-соседка. Я не сужу тебя. Бог свидетель. Всякое бывает. Живи и давай жить другим. Кто я такая, чтобы читать тебе мораль? Ах, Эл, расскажи мне все. Мы же сто лет друг друга знаем. Ты не можешь жить без любви, нет, не можешь.

Мэнди, ты что-нибудь знаешь об анальных забавах лесбиянок? Нет? И я нет. И о других забавах я тоже ничего не знаю. Когда Моррис поблизости, мне скорее нужно, чтобы кто-то прикрывал мой зад. Знаешь, что они делают, да? Проводники, когда ты спишь. Ужас-ужас. Скрипят дверью, потом хватают одеяло, и волосатая лапа стягивает покрывало. Я знаю, ты думала, что Луг и Глуг пытались провернуть это, хотя из-за того, что принимала снотворное, говоришь, что проснулась в некотором раздрае и подозреваешь, что это вполне мог быть и Саймон, судя по запаху. Черт его знает, правда? Кто тебя изнасиловал. Дух или не дух. Особенно если у твоего парня маленький член. Я совершенно уверена, что Моррис, когда дело доходит до этого, ничего не может — по крайней мере со мной. Но как же меня бесит вся эта сомнительная мужественность, все это пиво, отрыжка, чесание пуза, бильярд, и дротики, и мелкое хулиганство, аж мочи нет. Тебе-то хорошо, я знаю, ты вышвырнула друида, Луга и Глуга, но они-то принадлежали медиуму Саймону, а Моррис — это мой крест. Вот мне и подумалось, каково это будет с таким партнером, как Колетт, деловым партнером, я надеялась — да ладно, что уж, — я мечтала, я хотела вырваться из Олдершота, из своего детства, подальше от матери, в места почище, перебраться в изобильный край пригородов Беркшира или Суррея, в мир бизнесменов и предпринимателей — вообразить, как умирают богатые и умные. Вообразить, каково это, быть системным администратором, у которого упал сервер, или финансовым директором, просадившим последний грош, или начальником отдела кадров в конторе, которой больше не нужны работники.

Когда она собирала вещи для поездки в Ноттингем, вошла Колетт. Эл в одной футболке склонилась над чемоданом. Колетт впервые увидела ее бедра сзади.

— О боже, — сказала она. — Ты сама это сделала?

— Сама?

— Как Ди? Порезала себя?

Элисон снова занялась чемоданом. Она была озадачена. Ей прежде никогда не приходило в голову, что она могла сама причинить себе вред. Возможно, я сама это сделала, подумала она, а потом просто забыла; я так много забываю, столько всего ускользает от меня. Прошло немало времени с тех пор, как она в последний раз думала о шрамах. Они краснели в горячей ванне, а в жаркую погоду кожа вокруг зудела. Она старалась не смотреть на них, что было несложно — достаточно просто избегать зеркал. Но теперь, подумала она, Колетт все время будет обращать на них внимание. Лучше мне выдумать что-нибудь, потому что она захочет узнать ответ.

Она ткнула пальцем в изуродованную плоть, кожа была мертвой и холодной. Она вспомнила слова Морриса: мы показали тебе, на что способен нож! И впервые она подумала: о боже, теперь я понимаю, так вот чего я век не забуду, вот какой урок я получила.

Когда они ехали на север, Колетт спросила:

— Ты в детстве когда-нибудь казалась себе принцессой?

— Я? О боже, нет.

— А кем ты себе казалась?

— Уродиной.

А теперь? Вопрос повис в воздухе. В этот день хоронили Диану, и дорога была практически пустой. Эл плохо спала. За стеной спальни квартиры в Уэксхэме Колетт слышала, как она бормочет, как утробно стонет матрас, на котором все ворочается и ворочается Эл. Она спустилась в половине восьмого и стояла на кухне: укутанная в халат, волосы выбились из бигуди.

— Пора выезжать, — сказала она. — Обгоним гроб.

К половине одиннадцатого толпы собрались на эстакадах по всей М1 до развязки 15А, чтобы посмотреть, как мертвая женщина проследует на свое фамильное кладбище. Полицейские выстроились вдоль пути кортежа, словно ожидая какого-нибудь ЧП: шеренги мотоциклов и кордоны патрульных машин. Утро было прохладным и ясным — прекрасная сентябрьская погода.

— Забавно, — сказала Колетт. — Всего две недели прошло с тех ее снимков в бикини на яхте Доди. И все мы говорили, ну и шлюха.

Эл открыла бардачок и выудила «КитКат».

— Это на крайний случай, — возмутилась Колетт.

— Он как раз наступил. Я не смогла позавтракать. — Она мрачно грызла шоколад, ломтик за ломтиком. — Если бы Гэвин был принцем Уэльским, — спросила она, — как думаешь, ты бы приложила больше усилий, чтобы сохранить ваш брак?

— Наверняка.

Колетт следила за дорогой; рядом с ней Элисон через плечо любовалась Моррисом на заднем сиденье, он дрыгал короткими ножками и распевал попурри из патриотических песен. Когда они проезжали под мостом, на них сверху уставились полицейские, их лица плыли потными розовыми блинами над тускло фосфоресцирующими жилетами. Коротко стриженные парни — из тех, что обычно не прочь швырнуть кирпич в ветровое стекло, — сейчас потрясали в недвижном воздухе пучками гвоздик. Перед ними мелькнула драная серая простыня. На ней прописными алыми буквами, словно кровью девственницы, было накалякано: «ДИАНА — КОРОЛЕВА СЕРДЕЦ».

— Стоило бы проявить к ней побольше уважения, — поморщилась Элисон. — А не размахивать своим старым постельным бельем.

— Грязным бельем, — уточнила Колетт. — Она любила полоскать свое грязное белье… Все возвращается рано или поздно. — Милю или две они проехали в тишине. — В смысле, не так уж это все неожиданно. Ты ведь не думала, что она долго протянет? Ей не хватало стойкости. Будь она обычной женщиной, закончила бы как одна из тех шлюх, чьи руки и ноги находят в камере хранения, а голову — в мусорном баке в Уолтемстоу.

— Ш-ш-ш! — одернула ее Эл. — Не исключено, что она слушает. Она еще не ушла, знаешь ли. По крайней мере, постольку-поскольку дело касается меня — то есть нас.

— Как по-твоему, ты можешь получить сообщение от Доди? Ах да, я забыла, ты же не работаешь с нацменьшинствами.

У каждой эстакады они смотрели вверх. Толпы сгущались. На границе с Нортгемптонширом они увидели мужчину в кожаной куртке, размахивающего звездно-полосатым флагом. Автостопщики, пристроившиеся на съездах с магистрали, повязали черные ленты на рукава. Элисон подпевала Моррису, который затянул «Землю наших отцов». Она пыталась отыскать в себе лояльность — лояльность, сострадание, что угодно помимо банальной усталости при мысли о хлопотах, которые доставит ей Диана.

— Зато, — сказала Эл, — она боролась с противопехотными минами.

— Тоже мне подвиг, — фыркнула Колетт. — Куда все, туда и она. Я понимаю, если бы она боролась с… дельфинами.

Молчание повисло в машине, и только Моррис на заднем сиденье перешел к «Выкатывай бочку». Вертолет пронесся над головой, следя за практически пустой дорогой.