интересом уточнила леди Кэролайн, устроившись поудобнее: поставив локти на стол и подперев подбородок кулачками, – поскольку настал черед орехов, и было неизвестно, сколько придется ждать, когда миссис Фишер завершит любимую часть обеда.

– Письмо мужу с приглашением приехать сюда, – пояснила Лотти.

Миссис Фишер в недоумении взглянула на нее: неужели еще один муж? Значит, и эта странная особа тоже решила последовать примеру своей подруги. Но ее муж, несомненно, приличный, респектабельный человек, занятый приличным, респектабельным трудом. Мистер Уилкинс вселял настолько малую надежду на порядочность, что она даже не потрудилась спросить, как он зарабатывает на жизнь.

– Отправила? – повторила вопрос Лотти, поскольку подруга не произнесла ни звука.

– Нет, – едва слышно пролепетала Роуз.

– Что же, завтра отправишь, – легко заключила Лотти.

Миссис Арбутнот опять захотелось сказать «нет»: на ее месте сама Лотти именно так бы и поступила, пространно объяснив причину отказа, – но не смогла вывернуть себя наизнанку, чтобы все увидели, что творится у нее в душе. Как получилось, что Лотти видела и понимала так много разного и сложного, глубокой раны на сердце не замечала?

– Кто ваш муж? – осведомилась миссис Фишер, аккуратно вставляя в щипцы очередной орех.

– Кем еще он может быть, кроме как мистером Арбутнотом? – мгновенно вспыхнув раздражением, резко ответила Роуз.

– Разумеется, но я имею в виду род его занятий.

Мучительно покраснев, Роуз выдержала крохотную паузу и произнесла:

– Он мой муж. Для вас этого достаточно.

Миссис Фишер так разгневалась, что чуть не подавилась орехом. От миссис Арбутнот, такой тихони и скромницы, она никак не ожидала ничего подобного.

Глава 14

К концу первой недели глициния начала увядать, а цветы розовой акации и персиков опали и укрыли землю нежным ковром. Потом куда-то исчезли фрезии, а ирисы сморщились и утратили былую прелесть. Вместо удалившихся на покой растений во всей красе предстали розы всевозможных сортов и цветов: на клумбах махровые, а на стенах и перголах – роскошные плетистые. Вскоре вошли в силу тамариски и покрылись цветами-мотыльками кусты волчьих ягод, достигли пика цветения лилии. Спустя еще пару дней начали дарить тень финиковые деревья, среди олив расцвели сливы, в свежем розовом одеянии предстали скромные вейгелы, а по камням расползлись плотные лианы с толстыми кожистыми листьями и цветами в виде бордовых и ярко-лимонных звезд.

В конце недели приехал мистер Уилкинс: то есть все произошло именно так, как предвидела жена. Больше того: он так торопился ответить на приглашение согласием, что прислал даже не письмо, а телеграмму.

Иными словами, спешка сомнений не вызывала, и Кэролайн подумала, что это верный признак стремления к семейному воссоединению. Глядя в счастливое лицо Лотти и помня, как та хотела, чтобы Меллерш получил удовольствие от отдыха, она сказала себе, что если вдруг мистер Уилкинс не окажет жене достаточного внимания, то надо подвести его к краю стены и сбросить вниз. Дело в том, что к концу недели миссис Уилкинс и леди Кэролайн Дестер подружились и стали называть друг друга по именам: просто Лотти и Кэролайн.

Впрочем, Лотти проявила дружелюбие с самого начала, однако Кэролайн сопротивлялась, пыталась соблюдать осторожность, но до чего же трудно это оказалось в отношениях с импульсивной Лотти! Лишенная даже тени сдержанности, та общалась настолько свободно и раскованно, что вскоре, сама того не заметив, Кэролайн тоже утратила остатки скрытности. А уж если Лапочка позволяла себе забыть об условностях, то никто не мог сравниться с ней в спонтанности поведения.

Единственная сложность в дружбе с Лотти заключалась в том, что та постоянно отсутствовала. Поймать ее оказалось почти невозможно, как невозможно застать на месте и вовлечь в беседу. Опасения относительно ее агрессивного поведения теперь выглядели смешными. Стремление кого-то поработить, полностью подчинить своей воле отсутствовало в характере совершенно. Саму же ее можно было увидеть только за обедом и в послеобеденные часы. Она на весь день куда-то уходила, а возвращалась ближе к вечеру и представляла собой необыкновенное зрелище: дитя природы с волосами, торчащими в разные стороны и обильно нашпигованными кусочками мха, веточками и листочками, с возросшим количеством веснушек. Возможно, она просто спешила осуществить все свои желания и фантазии до приезда Меллерша, чтобы при нем выглядеть аккуратной и сдержанной.

Кэролайн наблюдала за новой подругой с искренним интересом, удивляясь, как мало той надо для полного, абсолютного счастья. Сан-Сальваторе был прекрасен, погода стояла божественная, но самой Кэролайн пейзажей и погоды никогда не хватало, так как же их могло хватить Лотти, если учесть, что вскоре предстояло покинуть Италию и вернуться к жизни в убогом Хемпстеде? Тем более что существовала неотвратимость появления Меллерша, супруга Лотти, от которого она и сбежала. Да, разделить радость с ближним очень благородно, но ведь это всего лишь красивый жест, а как известно, красивые жесты еще никого не осчастливили. Да и кому понравится быть объектом самопожертвования? Старания благодетеля поэтому всегда напрасны. Правда, следовало признать, что Лотти не совершала ни малейшего усилия и ничуть не старалась: все, что делала и говорила, происходило вполне естественно, потому что сама она была, безусловно, счастлива.

Сомнения относительно того, хватит ли времени настолько утвердиться в безмятежности, чтобы оставаться спокойной даже в условиях круглосуточного присутствия Меллерша, к середине недели развеялись. Она чувствовала, что теперь уже ничто не способно расстроить ее и вывести из состояния райского блаженства. Что бы Меллерш ни сделал и ни сказал, душа ее не вздрогнет и не ужаснется. Напротив, она собиралась взять мужа за руку, привести в новообретенный рай, посадить рядом на ласковом солнышке и вместе с ним весело посмеяться над тем, что в Хемпстеде ужасно его боялась, а потому решилась на обман. Но его даже не потребуется брать за руку и приводить. Через день-другой он сам попадет в рай, унесенный ароматной волной божественного эфира, и найдет себе место среди звезд. Так думала миссис Уилкинс, в чьей голове, среди массы разнообразного мусора, порой попадались жемчужины поэтических образов. Представив Меллерша – своего респектабельного семейного поверенного в цилиндре и черном костюме – среди звезд, она рассмеялась, с любовью и почти материнской гордостью мысленно любуясь прекрасной картиной, и прошептала с нежностью:

– Бедный ягненок! Все, что ему необходимо, так это хорошенько отдохнуть и подышать свежим воздухом.

Такие мысли посещали миссис Уилкинс в первой половине недели, а во второй половине, перед самым приездом мужа, она даже перестала убеждать себя, что в полной мере прониклась атмосферой места и теперь ничто не способно вывести ее из состояния блаженства. Она уже привыкла к новому