Поллок был назначен в Грантем, но при каждой возможности приезжал в Лондон. В декабре Бёрджесс рассказал, как он наслаждался проведенным вместе временем: «Что нам бомбы… все равно никто из нас не знает, когда упадет следующая и упадет ли вообще… Будь то война или старые времена, наши отношения значили для меня больше, чем когда-либо раньше. Думаю, все дело в войне – ведь осталось так мало хороших и приятных вещей, что начинаешь больше зависеть от всего, что того стоит. И если так, значит, то, что есть между нами, – главное»[369].

Бёрджесс не испытывал уверенности в будущем и нередко говорил о том, что его мать подумывает о покупке для него фермы – в качестве инвестиции на послевоенный период. Он часто писал Поллоку, используя канцелярские принадлежности лондонских клубов, членом которых состоял, и прибегая к уменьшительно-ласкательным прозвищам: Шлюшка, Попка и т. д. Подписывался он, как правило, Дотти или Бу. «Новостей почти нет, – писал он из Реформ-клуба. – Устроил попойку с общими знакомыми. Думаю, ты должен лучше узнать моих хороших друзей – в первую очередь Патрицию Роудон-Смит, Кима и Эйлин»[370].

Он встречался с Розамунд Леман – или у нее дома в Оксфордире, или на Бентинк-стрит. У нее только что начался бурный роман с поэтом Сесилом Дэй-Льюисом. «Также здесь была Рози, и я ужинал с ней и Сесилом Дэй-Льюисом. Все хорошо. Рози шлет тебе привет и свою любовь. Сесил, которого я раньше знал плохо, очень приятный человек. Этот спокойный язвительный ирландец очень хорош собой и влюблен. Что может быть лучше?»[371]

Хотя Бёрджесс всю жизнь был влюблен в Поллока, сам он не был моногамным и в полной мере пользовался возможностями, предоставляемыми визитами одиноких военнослужащих и затемнениями. Как отметил Хьюит, «если Гаю кто-то нравился, он мог подойти к такому человеку на улице и сделать предложение»[372]. Его письма к Поллоку полны рассказами о разных встречах, к примеру с «молодым морским офицером, который был со мной в Дартмуте (тремя годами младше), составившем мне в высшей степени приятную компанию» или о «прекрасном времени (о котором я тебе непременно подробно расскажу), проведенном с молодым младшим лейтенантом из первого батальона твоего полка»[373].

Одним из сексуальных партнеров этого периода стал Пол Данква, позже представивший зрителям сериал «Играем в школу». После войны он стал любовником художника Джона Минтона, а потом оставался любовником Поллока вплоть до его смерти в 2001 году. Другим был Джеймс Поуп-Хеннесси, с которым Бёрджесс часто обходил увеселительные заведения в поисках секса и который даже какое-то время в начале войны жил с ним на Честер-сквер. Отец Поупа-Хеннесси, известный писатель и авторитетный исследователь творчества Диккенса, растил двоих сыновей, стараясь привить им широкие художественные и интеллектуальные интересы. Поуп-Хеннесси учился в Бейлиоле с Найджелом Николсоном, который был в него влюблен, но потом закрутил роман с отцом Найджела, Гарольдом.

Обладавший экзотической внешностью – в его жилах текла малайская кровь, – Поуп-Хеннесси был умен и привлекателен. А еще он был блестящий рассказчик с отменным чувством юмора. Проработав шесть месяцев советником при губернаторе Тринидада, он вернулся в Лондон осенью 1939 года, и, вероятно, именно тогда между ними началась связь, которая продлилась всю войну и даже после нее. У него было много общего с Бёрджессом – зависимость от алкоголя, склонность к гомосексуализму с элементами садизма, эгоизм.

Через Поупа-Хеннесси Бёрджесс познакомился с не по годам развитой Клариссой Черчилль. Кларисса, родившаяся в 1920 году, была дочерью младшего брата Уинстона Черчилля – Джона, который, получив образование в Сорбонне, теперь вращался в лондонских литературных и художественных кругах. «У меня создалось впечатление, что он не хотел со мной встречаться, но ему пришлось из-за Джеймса», – позже вспоминала Кларисса. По ее словам, Джеймс «обожал» Бёрджесса. Его эмоциональная привязанность была очень сильной. Кларисса находила Бёрджесса «галантным, забавным, умным и компанейским, однако относилась к нему с настороженностью. «Я сознавала, что он очень осведомлен в политическом и социальном плане, и он относился ко мне осмотрительно. …Он был скорее замкнут в общении со мной. Он не желал, чтобы между нами возникли дружеские связи. По каким-то причинам это его не устраивало»[374].

Поуп-Хеннесси примерно в это время работал над своей первой книгой – описывал путешествие по историческим местам Лондона, которым угрожало исчезновение. В написании ему помогали экскурсии, которые он совершил вместе с Клариссой. Прототипом главного персонажа стала Кларисса, и книга, «Лондонская фабрика», получившая в 1940 году Готорнденскую премию, была посвящена ей. Он также подарил экземпляр с автографом Гаю.

Если не было работы, Гай проводил вечера в пабах Сохо и Фицровии, гей-клубах или более респектабельном Реформ-клубе. Его любимое место – бар в подвале отеля «Риц». Его освещали своеобразные канделябры – свечи вставлялись в горлышки бутылок из-под шампанского. Это место считалось безопасным во время воздушных налетов. По словам Роберта Харбинсона, он имел обыкновение знакомиться с молодыми военнослужащими в пабах или общественных туалетах – после чего вел их в сомнительные меблированные комнаты[375].

Горонви Рис позже вспоминал: «Гай приводил домой мальчиков, молодых людей, солдат, моряков, летчиков, которых выбирал из тысяч, бродивших по улицам Лондона в то время. В результате провести вечер в квартире Гая – все равно что посмотреть французский фарс, снабженный всеми элементами политической драмы. Открывающиеся и закрывающиеся двери спальни, странные люди, появляющиеся и сбегающие вниз по лестнице мимо нового гостя, который поднимается вверх. Чиновники, политики, гости Лондона, друзья и коллеги Гая укладывались в постель и вылезали из нее, почти не прерывая дискуссий о политических интригах, ходе войны и будущих перспективах мира»[376].

В это время с ним познакомилась Мэри Харди, сестра жены Горонви Риса Марджи. Она встречалась с ним на Бентинк-стрит и после войны.

«Г.Б. невозможно не заметить в любой компании. Он был доминирующей фигурой, явно очень популярной, но мне он не понравился. Мне показалось, что он непривлекателен внешне и слишком стремится казаться самой важной персоной из всех собравшихся. Ему нравилось знать все и всех, создавать больше всего шума, владеть общим вниманием. Он часто был забавным, рассказывая возмутительные байки и слухи. Он мог быть очень привлекательным, но, если кто-то из гостей не велся на его слова и не желал участвовать в его шоу, он быстро переключался на кого-то более восприимчивого. В нем не было теплоты или искреннего интереса. Люди смеялись и аплодировали ему, но в его словах часто ощущалось злобное ехидство, оставлявшее ощущение неловкости»[377].