– Ты поверила, что я нанял идиота, который начнет злить Степу?

Иван Васильевич не сдержал улыбки, но тут же взял чашку и сделал вид, что пьет кофе.

– Ну… ну… – забормотала я, – сейчас понимаю, поступила глупо… Но ты любишь посмеяться, пошутить. Мы часто разыгрываем друг друга. Незадолго до твоего отъезда мы беседовали о лимите терпения у человека. Ты утверждал: у каждого он свой, если кто-то начинает летать на реактивной метле под потолком, то он не виноват, просто нервы сдали. Я сказала, что некоторые устраивают скандалы постоянно, ведут ежедневно наступательную войну на всех окружающих. Если любишь человека, уважаешь его, то всегда сумеешь удержаться от скандала. И лично я никогда не проявлю агрессию, хамство по отношению к тебе, потому что люблю мужа. А постороннему истерику тоже закатывать не стану, он же чужой мне, надо вести себя корректно. Точно своих слов не помню, но смысл такой.

– Помню беседу, – не стал спорить муж, – утверждал тогда: на каждого охотника найдется сотый медведь. Даже Степу кто-то способен привести в состояние бешенства, и полетят в голову данного человека тяжелые предметы вкупе с неласковой речью.

– Вот-вот, – обрадовалась я, – наша беседа забрела в тупик. Ты пообещал, что сумеешь доказать свою правоту, и улетел в командировку. И почти сразу после того, как ты покинул Москву, появился назойливый парень, который все время кричал: «Привет, Максим». Сначала я решила, он так со мной здоровается, затем выяснилось, человек выкрикивает название фирмы, в которой служит. Если бы не наш спор, могла сообразить: мужу в голову не придет прислать мне «сюрприз» в упаковке, «заменителя», который ведет себя более чем странно. Вот и…

Я замолчала.

Роман пересел из кресла на диван и обнял меня.

– Если в следующий раз, когда уеду из Москвы, в квартиру попросятся пожить коровы с пастухом, сообщат: их прислал Звягин, то, пожалуйста, прежде, чем разместить буренок по комнатам, позвони мне.

– Я пыталась с тобой соединиться, – воскликнула я, – да телефон сообщал, что он вне зоны действия сети.

– К сожалению, там проблемы со связью, – смутился муж и повернулся к Лукину. – У вас есть какое-то объяснение тому, что произошло?

Иван Васильевич вернул чашку на столик.

– Думаю, да. Придется вспомнить события прошлых лет. В самом начале двухтысячных в Москве неожиданно появился бандит по кличке Дед Яга. Я тогда был совсем зеленый, только начал работать, и повезло мне попасть в отдел к Павлу Петровичу Рюмину. Вы, наверное, о нем не слышали.

– Нет, – ответила я.

– Я когда-то дружил с Никитой Лавровым, – вдруг произнес Роман, – учились в одном классе, Кит всегда хотел очистить мир от грязи. После школы пошел по милицейской линии, очень гордился, что принадлежит к «Павликам».

– Да, нас так называли, – заулыбался гость, – «Павлики». Петрович дрессировал молодежь нещадно. Мог оплеуху отвесить. Но никто не протестовал, понимали: по подвигу и награда. Хорошо помню, как он созвал всех сотрудников на совещание. Редкое мероприятие. Обычно составляется группа, каждая занимается своим делом. А тут все в кабинет к Петровичу набились, он встал и толкнул речь.

– Ну, монстры сыска и салаги, возникла большая забота. У нас орудует Дед Яга. Кто он, понятия не имею. Побалакайте со своими людьми, дерните каждого стукача, даже тех, кто на дворничиху доносит за то, что она тырит детские коляски у подъездов. Шевельните каждого. Нужна информация об этом Яге. Любая. Вранье, не вранье, потом разберемся. Тащите полные ведра, затем выловим, что в них плещется.

Я на тот момент меньше года на службе, хожу с открытым ртом, ловлю каждое слово Петровича, он мой гуру, маяк, пример. Ваня – фанат Рюмина, готов за него в огонь, воду и в выгребную яму прыгнуть.

После совещания начальник велел остаться троим: Евгению Воробьеву, Гене Бузову и мне. Женьке Петрович вломил за роман с девчонкой из архива, пообещал ему оторвать все, с помощью чего тот своей супруге изменяет. И выгнал потом Воробьева. Генке влетело за плохое описание места происшествия. Петрович ему пригрозил:

– За то, что поленился, следовало тебя сразу тряпкой гнать, но на первый раз предупреждение. Второго снисхождения не жди, мигом отправлю к чертовой матери, скорым поездом. С тобой, Ванька, особый разговор, устраивайся поудобней. Нагадил ты сполна, ща это дерьмо жрать станешь.

Я перепугался, холодным потом покрылся. Петрович Геннадия за дверь выставил, заорал:

– Что себе позволяешь…

Далее слова, которые при Степе повторять не следует. Я голову в плечи втянул, никак не соображу, что плохого совершил?!

Петрович, продолжая меня чихвостить, дверь приоткрыл, в коридор выглянул, створку захлопнул, палец к губам прижал, меня рукой поманил, а книжный шкаф вдруг в сторону отъехал.

Ну, я вообще обалдел. Петрович меня в тайную комнату завел и речь толкнул. Суть ее такова. Появился у нас некий Дед Яга. Вырос, как гриб после дождя, внезапно. Ничего о нем, кроме клички, неизвестно. Занимается подростками. Маленьких детей не трогает, его контингент от одиннадцати и выше. Дедушка Яга заманивает в свои сети наследника небедных людей, предлагает его выкупить. Старо, как мир. Но имеются авторские мульки. Если по какой-то причине семья не желает забирать свое сокровище, а некоторые детки такие оторвы, что даже родная мать с облегчением вздыхает, когда сыночек из дома пропадает. Вот если такая история, то подростка оставляют в живых, типа берут на воспитание, обещают, что родня пакостника более никогда не увидит, требуют со старших средства на его содержание. Но за его исчезновение извольте раскошелиться. Тинейджера объявят мертвым, выдадут близким свидетельство о его смерти от болезни. И все. Более он домой не вернется, но его не убьют. Данная ситуация необратима. Мальчик или девочка для семьи и всего мира покойные. Что с ними, где живут, чем занимаются? Ответа на вопросы не получите. Но звонкую монету на его прокорм извольте отсчитывать.

Иван Васильевич переменил позу.

Я не удержался от вопроса: «А что случится, если главе семьи надоест отсылать купюры в никуда?» Петрович ответил:

– Я узнал о Деде Яге недавно. Сначала ко мне обратилась супруга Васюкова. В начале восьмидесятых я ее мужа с поличным на квартире взял. Парню тогда двадцать один год был, дурак дураком, женился в семнадцать на девчонке, которой шестнадцать. Брак по залету. Но на удивление крепким союз оказался. Сидит Георгий передо мной, сопли льет.

– Простите, денег нет, семья голодная. Вот и залез в чужой дом.

Жена в коридоре рыдает, мальчик маленький вокруг нее бегает. А родители его сами дети. И что делать? Короче! Утряс проблему. Ушли они домой, дело не возбуждали, пропесочил я идиота крепко, велел мне два раза в неделю звонить, отчитываться, пристроил его к своему приятелю, директору столовой, на кухню, на черновую работу. И через десять лет, в перестройку, Жорик стал Георгием Сергеевичем, утыкал всю Москву своими кафешками, в деньгах купается. А сын у него! Прямо папаша в юности. Ну, да тебе все подробности не нужны. В начале двухтысячных прикатила ко мне Лена, вся в брильянтах и соплях.