Упросила водителя помочь поднять маму на пятый этаж, ее несли на стуле вдвоем.

Открыла дверь в квартиру ранним утром, дверка Эдика была распахнута, типа гуляй не хочу, и процессия, неся старушку, проследовала мимо зияющей Эдиковой норы, откуда с топчана, с общей подушки, слепо глядели четыре маленьких глаза и веяло нездешними ветрами.

— О, — заметил водила, — фуняет как.

Затем Анатолий нанес визит бывшей жене.

Он по-деловому сказал, что надо сделать так и так, прописать маму в однушку, потом съехаться с мамой в какую-то двухкомнатную, затем разменять ее — на квартиру для них и квартиру для него!

Оп-па.

Потому что он женится. И та жена привозит свою дочь.

Они из Тернополя.

И он берет это на себя.

Немой вопрос стоял в устах Флюры, как же так? Кто поедет сюда, к Эдику?

Уже он, оказалось, нашел. Семья разменивается, муж-алкаш, он же туберкулезник, идет к Эдику, жена с детьми — в ту бабкину квартиру.

Как двухкомнатную можно разменять на две однокомнатные?

Но он все устроил. Оказалось, что эта двухкомнатная алкаша и его жены — в хорошем районе. Квартира убитая, но новая жена Анатолия выпишет свою бывшую сотрудницу-малярку из Тернополя. Отремонтируют. Главное, что район имеет значение!

Через несколько месяцев Флюра с мамой уже перебралась в очень дальние выселки, почти в деревню Подушкино.

Маме было все равно, она покорилась судьбе и умирала. Она не хотела жить без отца.

Перед похоронами Флюра завела дружбу с бабой из месткома, с Лидочкой. Та похлопотала и принесла Флюре материальную помощь в конверте. Надо было только поставить подпись на квитке. К этому квитку была приколота пустая бумажка, которая прикрывала сумму. Ручку расписаться Лидочка протянула Флюре свою.

Подпись была поставлена, началась дружба.

Лидочке Флюра стала звонить. И Лидочка отвечала Флюре.

Окаменевшая Флюра жила как автомат, дорога на работу полтора часа, с работы — два. Она почти ничего не ела.

И неожиданно Лидочка сказала ей:

— Подавай заявление в пансионат на июль. Смотри, что от тебя осталось. Поедем вместе. Ты хороший человек, легкий. Ничего не просишь вообще. И люди этим пользуются!

И она произнесла длинный яростный монолог о том, что Флюра прошляпила двухкомнатную квартиру! Первый из длинной серии воспитательных монологов, которые пришлось выслушать от Лидочки в дальнейшем.

Путевку Лидочка, разумеется, получила, и они вдвоем поехали на юг, в знаменитую институтскую «Волну».

Иногда Лидочка просила Флюру не приходить в их комнату после ужина, иногда после обеда, потом вообще перестала предупреждать, дверь оказывалась заперта, а ключ торчал с той стороны. Один раз целую ночь Флюра провела в холле у выключенного телевизора. Она поспала кое-как, поклевала носом. Лидочка даже не извинилась: «Как я не открыла? Дверь была не заперта! Ничего подобного, я не запиралась! Ты что? А я подумала, ты загуляла наконец! Подумала, молодчина! А ты вон что!» и т. д.

Тем не менее Флюра плавала, загорала, ходила в столовую, то с Лидочкой, то одна, и в кино ходила, и телевизор смотрела вместе со всеми.

Сама бы она не способна была вот так устроиться, а уж тем более без путевки поехать на курорт: раз — достала билет, два — приехала и поселилась, сняла где-нибудь койку, три — нашла себе подруг и весело отдыхает в компании.

Все в ее жизни всегда устраивали родители.

И она, сирота, была рада каждому знаку внимания со стороны Лидочки. Та орала на нее, что надо больше двигаться. Плавай, пошли, идем на шашлыки, нас приглашают.

Танцевать, правда, Лидочка ходила одна. Флюра категорически не шла.

После всего этого времяпрепровождения Лидочка заявила, что на будущий год они тоже вместе поедут туда же! Молодец женщина!

И весь год потом Флюра была счастлива, строила планы, не спала ночами, шила в уме какие-то остроумные юбки и сарафанчики для лета. Смотрела на звезды из окна — там, в той глухой местности, где она теперь жила, было потрясающе огромное небо.

Разумеется, все ее помыслы были о любимом.

Она мечтала, глядя в тихие, погожие ночи на свои блещущие светила, которые так хороши были в этой тьмутаракани на полном отшибе.

Она смотрела на небеса, погасив свет, в двадцатикратный театральный бинокль из сокровищ мамы, а иногда отнимала его от глаз, чтобы получить полную картину, и стояла, глядя на этот трепещущий карнавал, шевеля губами и бормоча, — Флюра, как многие одинокие люди, имела привычку подбадривать себя отдельными фразами вслух.

Где-то тут, в этом городе, обретался ее любимый, которого она подцепила на югах (в уме, конечно), он отдыхал в их же пансионате, невидный из себя мужчина, чуть лучше черта (опять), ибо видные были неинтересны, как неинтересна обычному человеку дорога в гору, если рядом имеется тропинка вокруг. Он был тоже в очках, как Анатолий Викторович, тоже лысоват, и вообще он немного на него смахивал.

Кстати, Лидочка, находившаяся всегда в напряженном поиске, не обратила внимания на этого мужчину.

И хорошо.

Произошел этот взрыв чувств, когда Флюра плавала в море. Он, появившись откуда-то из солнечного блеска, вдруг посмотрел Флюре в ее мокрые, слипшиеся глаза и сказал, улыбнувшись: «Салют, Флюра!»

Флюра ответила: «Салют» и едва не утонула, как-то забарахтавшись. Он проследовал дальше.

«Салют» повторился вечером у столовой.

Флюра осторожно навела справки, и выяснилось, что этот мужичок достал путевку со стороны, их, мужичково, предприятие что-то поставляло институту, и на то предприятие выделили ряд путевок, все. Это была простая услуга за услугу, позже такая вещь ненадолго получила название «бартер», а невидный из себя мужчина был не просто так, а замдиректора, очень перспективный и пробивной, кстати, и у него была полная семья: жена, теща, дочка и сын. Ему было тридцать шесть, дочери шестнадцать. Жена старше на три года! Явно послеармейский брак, солдат пришел и попал в опытные руки.

Пока Флюра обмирала от очередного «салюта», время шло. Ничего не менялось. Хотя мужик явно вычислил ее в общем хороводе девушек и женщин, и его тихое, значительное «Салют, Флюра!» тайной парило в воздухе, создавая какую-то дугу между ними. Напряжение большой силы.

Результатом было то, что Флюра начала ухаживать за собой, делала ранним утром гимнастику, будя злобную Лидочку, затем Флюра много плавала (втайне надеясь на еще одну встречу), даже прыгала с пирса в компании детей и молодежи, с самого верхнего уровня, а потом пожертвовала хорошими джинсами, как это делала забубённая женская молодежь — обрезала штанины ножницами, причем кое-как, небрежно, под нуль, под корень, до трусиков, — а Лидочка-паучиха отсутствовала в этой ее жизни.