Во всем этом наверняка есть какой-то смысл. У организаторов «Паранойи» есть тайная цель, помимо вручения победителю гигантского денежного приза.

Возможно, они проникли в дом, пока ты спал. Накачали наркотиками, загипнотизировали, внушили сон о Люке Шардоне, настоящем или мнимом пациенте этой психиатрической клиники. Нужно понять зачем.

Илан не знал, на что решиться. Можно сходить в электрошоковую и оглядеться на месте. Он еще раз прочел надпись на стене: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Отсылка к «Божественной комедии». Эта фраза начертана на вратах ада.

Он сделал попытку отлепиться от стены, почувствовал, что череп вот-вот расколется от боли, зажал уши ладонями и дотащился до матраса.

Это снова начинается.

Прогноз погоды был неутешительным, небо нахмурилось, обещая снегопад. В палате Люка Шардона горела тусклая лампа дневного света над кроватью, к которой он был пристегнут. Мертвенно-белый свет придавал лицам пациента и врача замкнутое, жесткое выражение.

В кармане брюк Санди Клеор беспрестанно вибрировал телефон. Ей не хотелось прерывать пациента, но она все-таки взглянула на экран и раздосадованно покачала головой:

– Сожалею, но придется ответить. Это няня. Мой сын вчера заболел.

– Конечно, доктор, это важно. Давайте сделаем небольшую паузу. Если не трудно, принесите мне попить. – Он улыбнулся и шевельнул рукой, заскрипев ремнем. – Сам я, как видите, временно обездвижен, а у меня ужасно пересохло в горле.

– Сейчас принесу.

Она выключила диктофон, вышла из палаты, через пять минут вернулась с бутылочкой прохладной воды и вылила половину в стакан.

– Соломинки я не нашла, так что пейте аккуратно, не торопитесь…

Он сделал несколько больших глотков и откинул голову на подушку. Санди Клеор вернулась на свой неудобный стул. Она была молода, но кости у нее разболелись – Люка уже три часа рассказывал ей свою историю. Доктор убедилась, что на карте памяти осталось достаточно места, и нажала на кнопку.

– Как ваш сын? – поинтересовался пациент.

Лицо врача было спокойным, но очень усталым, под глазами появились темные круги. Последние дни выдались непростыми: болезнь сына, куча историй болезни. Психическое расстройство, подобно гигантскому спруту, запустило смертоносные щупальца в мозги всех живущих на планете людей.

– Ему гораздо лучше. Он спит. Я обещала вернуться сразу после обеда, вот няня и забеспокоилась. – Она потерла лоб. – Со всеми этими событиями забыла позвонить. Странно, раньше со мной такого не бывало.

– Да, память иногда шутит с нами странные шутки. Трудно, наверное, растить ребенка одной? В том, что вы не всегда успеваете вернуться домой вовремя, есть доля нашей вины. Из-за нас мужу надоело вас ждать. Мы эгоисты, но не осознаем этого.

Проницательность Шардона, так много дней проведшего на больничной койке, была просто поразительна. Клеор решила не лукавить – этот человек заслуживает искреннего ответа.

– Издержки профессии. Муж получает жену-психиатра вместе с пациентами. Как говорится, два в одном.

– Лучше бы вы сидели дома, как моя мать. Домохозяйкой быть куда спокойней. Мой отец работал на заводе, а когда возвращался домой, на столе был накрыт ужин.

– Вы помните, чем занимались ваши родители? – удивилась Клеор.

Он улыбнулся, но от ответа уклонился.

– Странно, все то время, что меня тут лечили, я ни на секунду не подумал, что вы можете быть замужем. Я даже не представлял, насколько вы…

Она скрестила руки и слегка отстранилась.

– У вас были другие заботы.

– О да, заботы! Лежишь в девятиметровой палате, а тебя весь день накачивают какой-то дрянью… Так что скажете о моем рассказе?

– Увлекательный. Интригующий. Должна признать, что…

– Вы пока ничего не понимаете. Не беспокойтесь, части головоломки постепенно встанут на свои места, одна за другой. Любите головоломки, доктор?

– В юности очень любила.

– Забавно, что больше всего увлекаются головоломками дети и старики. А так называемые взрослые к ним равнодушны. Я всегда обожал головоломки. У всех у них одна особенность: каким бы ни был размер, они становятся совершенно ненужными, бессмысленными, если не хватает последней части. Той, которая завершает целое. Ставит точку, венчает усилия…

Он закрыл глаза. Его лицо было совершенно спокойным, даже умиротворенным. Санди Клеор бесшумно положила диктофон на колени.

– Ладно, давайте продолжим, – сказал он. – Я прекрасно помню ту первую встречу на заснеженной горной дороге… Невозможность связаться с внешним миром… Все элементы присутствовали уже в тот момент. Бойня, которая потом случилась в клинике, была предопределена.

Клеор слушала, и ей казалось, что она падает и вот-вот достигнет дна, но пациент продолжал, и у нее под ногами разверзлась новая, еще более глубокая пропасть.

Психиатр поймала на себе взгляд Шардона и не без труда сумела сохранить внешнюю невозмутимость.

Кто же он такой, этот человек?

Как глубоко тьма проникла в его душу?

– Судьба умеет быть жестокой, но иногда отлично все устраивает, – шепнул Люка.

Илан медленным шагом вернулся в лечебное крыло. Глухой шум в голове наконец затих, приступ, оказавшийся сильнее всех предыдущих, прошел, но он не знал, как долго пролежал на полу, зажав ладонями уши и борясь с подступающим безумием.

Ему было страшно. Он боялся не того, что находилось вокруг – каким бы зловещим ни был этот дом, не темноты за окнами, а того, что таилось внутри его существа. Казалось, что какой-то неизвестный вирус постепенно пожирает его сознание, что окружающие наблюдают за ним со дна его собственных глаз, а вокруг витают неприкаянные души и что-то ему нашептывают. Где-то рядом хлопнула дверь, и Илан вздрогнул от неожиданности. Другие участники начали действовать, разойдясь по коридорам, чтобы обследовать помещения клиники.

Он вошел в электрошоковую.

Свет горел, как если бы его ждали.

В центре помещения без окон с пожелтевшими от сырости и плесени стенами гордо красовался электрический стул. Бежевая спинка с подголовником была слегка наклонена назад, широкие подлокотники казались очень удобными.