— Каково ваше самое яркое воспоминание? Счастливое.

Девушка приходится задуматься. Давно уже она не испытывала счастья.

— Когда я родила Сильвер.

— Давайте начнем с этого.

Комната вокруг Кейт превращается во что-то похожее на номер в отеле. Она в ванной, одетая в бикини без верха. Ее живот огромен, а кожа на пальцах сморщилась из-за воды. Схватки невероятно сильны. Боль прокатывается по всему ее телу волнами, она не может сдержать стоны и пыхтение. Повитуха говорит ей, что она справляется хорошо.

— Еще пару раз потужься, — просит она.

Кейт чувствует головокружение. Роды — восемь часов мучений — уже забрали все ее силы, их больше не осталось. Она чувствует, что вот-вот потеряет сознание. Ей стоило прислушаться к Кеке, когда та предложила сделать кесарево сечение.

Повитуха видит выражение ее лица и сжимает ее плечо.

— Ты справишься.

Кейт не уверена в этом.

Ее мать присела на корточки рядом с ванной и держит Кейт за предплечье.

— Мама, — говорит Кейт.

Она еще ее так не называла. Когда они наконец воссоединились пару месяцев назад, это было как встреча незнакомцев. Да, у них были одинаковые волосы, подбородки, но их разделяли тридцать лет, утерянные детские воспоминания и грызущая Кейт черная дыра — та самая, что была с ней, сколько она себя помнит.

От этого слова на глаза ее матери наворачиваются слезы. Эмоции кружат по комнате, как разноцветная пудра, подхваченная бризом.

— Мама, — произносит она снова.

Ее мать начинает плакать в открытую, прикасается лбом ко лбу Кейт.

— Моя прекрасная Кейт, — хнычет она. — Моя красивая девочка.

— Готовься тужиться, — говорит повитуха.

— Не знаю, смогу ли. Я устала. У меня нет сил.

— Ты можешь, — говорит мать. — Все сможешь. Ты единственная, кто может родить этого ребенка. Мы почти справились.

Кейт возобновляет дыхание. Следующая волна схваток застает ее врасплох. Она накатывает раньше, чем ожидалось, а боль вдвое сильнее.

— Тужься, — говорит повитуха. — Изо всех сил.

Девушка кричит и тужится. Ощущения такие, словно она отдает всю себя, словно после останется пустой и сломанной. Больше уже не будет прежней. Кейт тужится сильнее, а затем будто падает вниз. Когда она уже думает, что умирает, комната взрывается светом и цветом. Накатывает интенсивная боль, когда сначала выскальзывает головка ребенка, а затем и тело, и она ловит его под водой. Ее крики сменяются счастливыми рыданиями, когда она прижимает к груди бледного младенца — девочку. Теплый скользкий вес дочери у груди бесповоротно трогает все ее чувства. В голове больше не осталось слов, лишь сильнейшее сияние.

Она больше не чувствует себя сломанной.

Глава 43

Пленка страха и ужаса

Кеке не может сидеть в комнате присяжных, когда от нее пахнет так, словно она пробежала марафон на метамфетамине — что сразу же приходит в голову, как только она поднимает руки — так что она отчаливает домой на «Нине». Душ смывает пленку ужаса, страха и сердечной боли, покрывающую ее тело, как мембрана. Когда три минуты подходят к концу, раздается звонок таймера, но она остается внутри под струями, не заботясь об ограничениях в использовании воды. Не сегодня. Она съест безуглеродный ланч или сделает еще что-нибудь, чтобы это компенсировать. Не то чтобы у нее был аппетит, но девушка не ела уже двенадцать часов, а это может вызвать проблемы, учитывая ее состояние.

Она надевает кевларовые леггинсы со стимпанковым принтом и облегающий красный топик. Меняет свою кожаную куртку на нечто менее заляпанное кровью: останавливает выбор на своей новой кожаной куртке с текстурой, похожей на сосновую кору. Она не уверена, как это все переживет езду на байке, но есть лишь один способ выяснить. Ее чувство стиля почти полностью диктуется Ниной. И ей это нравится.

Девушка упаковывает вещи и для Марко: его акустическую зубную щетку, лазерную бритву, зарядник на солнечных батареях, набор чистой одежды. Застегивая сумку, она чувствует себя глупо. Ему ничего из этого не понадобиться, но она все равно возьмет, потому что это приободрит ее саму. Когда Кеке выбегает из квартиры, до нее кое-что доходит: она уверена, он бы захотел иметь под рукой свои наушники с шумоподавлением. Он почти что в них живет, и все знают, что больничный шум невыносим. Она снова открывает дверь и бежит в его мужское логово. От увиденного из ее легких вышибает воздух. Не только его стол лежит на боку, как какое-то мертвое животное с трупным окоченением, но по всему полу разбросана его техника, разбита напрочь. Его шкафчики с данными вывернуты и разграблены.

Ее мозг на мгновение перестает работать, как GPS, перестраивающий маршрут. Она не понимает то, что видит. Значит, у Марко был сердечный приступ. Самое большое разрушение, которое она ожидала увидеть — за исключением повреждений в его груди — пролитую на стол чашку кофе. Вероятно, максимум опрокинутый стул. Но это совсем другое, это злостное нападение.

Кеке пытается включить кое-какое оборудование, но оно либо вообще не включается или же издает опасные электрические звуки, словно готовится осуществить возмездие за предыдущее насилие. Пэтч девушки продолжает пищать, давая ей знать, что она уже на полчаса опаздывает в суд.

Она не снимает перчаток. Южноафриканские полицейские печально известны отношением к своей работе, и даже если они приедут, чтобы снять отпечатки, Кеке догадывается, что сканы отправятся прямиком в какой-нибудь реестр в облаке, чтобы больше не появиться на свет Божий. Большинство преступников осуждают, только если жертвы, друзья или члены семьи жертвы имеют желание заплатить за частную команду «З&П». Команда захвата и преследования — крупный бизнес.

Зак присылает ей бамп, сбивая ее с мыслей. Они уже готовятся решить участь Ланди. Ей нужно приехать. Она разберется с этим бардаком позже. Кеке хватает наушники и закидывает в сумку. Под ними лежит «Тайл» Марко. Треснувший, но, возможно, не совсем сломанный. Когда она его включает, чтобы проверить функционирует ли, замечает на рабочем столе единственный файл под названием «ЛАНДИ».

Она прибывает в здание суда на ревущей «Нине». Вбегает в комнату присяжных и игнорирует кинжалы неодобрительных взглядов от других присутствующих. Запыхавшаяся, она садится рядом с Заком, который приберег для нее место, и улыбается. Член жюри, толкавшая речь, когда Кеке ворвалась сюда, окидывает ее сердитым взглядом и продолжает свою речь, почему она думает, что Ланди виновен. Тело Кеке покалывает из-за нового доказательства: ей не терпится быстрее о нем рассказать. Другие хотят говорить о временных рамках, психологических портретах и предыдущих инцидентах, а Кеке хочется закричать, что все это не имеет значения. Ничто из этого не имеет значения, потому