– Точно так, – кивнул монах. – Поручик Савельев. Григорий Викторович я. Артиллерист.

– А… – не сразу нашелся, что ответить ему Ракутин. – Почему на вас такие одежды?

– Потому, господин капитан, что ныне я в рядах Христова воинства состою. Тут моя служба.

– И… давно?

– С двадцать третьего года уже. А вы, простите, как давно в армии?

– Изрядно. Сначала простым пограничником был, после уже и в Испании повоевал, в Финляндии… Теперь вот сюда послали, да только криво как-то все вышло, – умолчал об истинной своей задаче Ракутин.

– С германцем-то повоевать успели?

– А вы?

– С четырнадцатого года на фронте. Австриякам сала за воротник заливал, потом уж – это в пятнадцатом году-то, и с немцами сцепились. Серьезный это противник, знающий.

– Не спорю, это я ещё по Испании отметил. Ну и здесь… – Алексей, опуская ненужные подробности, рассказал Савельеву о том, как он встретил первые дни войны.

Монах, погасивший лампу, молча сидел рядом, вслушиваясь в слова капитана.

– Как же так, господин капитан? Столько сил на оснащение положили, технику всякую к границе гнали – и где оно все? В ту войну, чтобы до этих мест дойти, германец куда как сильнее напрягался! Отчего ж сейчас его никто сдержать не сумел? – не выдержал он под конец рассказа. – А чтобы мирных жителей, да раненых в сарае сжигать… это и вовсе озвереть надобно!

– Не увидел я там особого зверства, – пожал плечами Алексей. – Будто булку тот офицер резал, спокойный был, да и не переживал немец особо по этому поводу. Не достал я его… а, жаль!

– Это уж ваше упущение, господин капитан! – твердо ответил его спутник. – Для чего вас народ столько учил? Не для того, я мыслю, чтобы промахивались!

– Да, кабы он мне на мушку попал… там бы и лег!

– Не попал, однако ж!

– Спрятался где-то, – высказал свое предположение Ракутин. – Солдат послал – а сам в деревне остался. А, может быть, и поранило его в той избе…Снаряд-то я им прямо в окно всадил!

– Да, – согласился монах. – Снаряд в окно, это, конечно…

– А что здесь-то вы делаете, Григорий Викторович? Сколько ходим-ходим… когда ж все это выкопали-то?

Спутник некоторое время помолчал.

– Отвык я от мирского-то имени… Марком ныне зовусь, так и величайте. А поручик Савельев… умер он для мира. Давно умер.

– Как скажете, – согласился Алексей.

– Не нами это копано, господин капитан. Зачем – про то, уж извините, не поведаю вам. Не мирское это дело.

– Но ведь и для военных целей проходы эти использовать можно было!

– Отчего ж тогда, форты да казематы, что наверху столько лет строили, никто использовать не стал? – ехидно поинтересовался провожатый. – Не малый город – Киев, что ж его так-то оставили? Мать городов русских – и германцу сдать?!

– Не знаю про то, – признался капитан. – Но в курсе, что бои вокруг города тяжкие были.

Монах вздохнул.

– И всю-то жизнь у нас так… Ладно! Вставайте, господин капитан, идти пора!

– И всё же, – вешая на плечо снятый вещмешок, спросил Ракутин, – что тут такое?

– У вас, уважаемый, своя война. А у нас – своя! И неведомо ещё, которая тяжелее… не токмо железом бьёмся…

Выдержка из рапорта

…таким образом, исходя из полученной информации, капитан Ракутин противником пока не обнаружен. Поиски успехом не увенчались. Тело его также до сих пор не найдено. Можно предположить, что капитан жив и скрывается где-то в городе, ибо выйти из него он попросту не успел бы.

Соответствующие распоряжения городскому подполью переданы, и наши люди предупреждены об особой важности выполнения полученного задания…

Доведя Алексея до какого-то перекрестка, монах кивнул на темный проход справа.

– Располагайтесь. Там есть, где прилечь, вода тоже имеется – в углу ведро стоит. На столе лампа, можете зажечь, если нужно. С запасами у вас как, господин капитан? В смысле – чтобы поесть чего?

– Есть кое-что… Только не слишком много.

– Понятно. Вечером вернусь, принесу ещё. Наверх вам пока выходить нежелательно, слишком уж германцы переполошились. Форму-то, небось, снимать не пожелаете? Выждать надобно, а уж потом я вас выведу. Бога ради, не пытайтесь это сами сделать, от всего сердца не советую! И сам-то я ещё не до конца тут все обходил, а уж про вас – и говорить нечего, потеряетесь!

– Хорошо. Буду ждать здесь. Только и вы уж там не особо задерживайтесь…

Марк ушел, в темноте проходов исчез огонек его лампы. Кстати говоря, капитан теперь понял, отчего монах передвигается с её помощью. Иногда огонь под стеклом начинал трепетать, увлекаемый потоком воздуха, и тогда проводник либо сворачивал в ту сторону, куда тянул сквознячок, либо, наоборот, направлялся по иному пути. Дополнительный способ ориентации – вот для чего тут нужна керосиновая лампа! Луч фонаря к сквознякам не чувствителен. Надо же…

И в самом деле, никаких особенных знаков на стенах Ракутин так и не заметил до сих пор, и чем руководствуется монах при выборе пути – так и оставалось пока загадкой.

А тоннели тут были… разные. Просто пробитые в толще земли коридоры – узкие и извилистые. Выложенные камнем или кирпичом стены – это уже что-то более современное, хотя и тоже – весьма старое, местами уже и посыпалось кое-где.

Кто и зачем рыл тут эти проходы?

Про Печерскую Лавру Алексей краем уха слышал, будто есть там какие-то подземелья… Но, даже исходя только из этого, одними пещерами этой самой лавры тут явно все не заканчивалось. Подземелья в Киеве рыли всегда – ещё и при царе, говорят, копали вовсю! Да и более старых проходов, по слухам, тоже хватало. Просто, надо полагать, не дошли руки у тех, кому следовало, а то бы давно уже разобрались…

В указанной Ракутину комнатке имелся грубо сколоченный топчан. Точно такой же стол, со стоящей на нём лампой. Пошарив в углу, капитан обнаружил и ведро, прикрытое крышкой. С водой – и относительно свежей. Стало быть, где-то рядом и источник есть, не снаружи же это ведро тащили?

Что там отец Марк сказал – ждать? Будем ждать, раз такие пироги.

И перекусим, как раз трофеи немецкие и пригодятся.

Консервы оказались рыбными – сардины в масле. Помнил их Алексей ещё по Испании. Очень даже вкусные и сытные. И парочку галет пришлось оприходовать, тоже, надо сказать, очень недурственно оказалось. А вот теперь можно и передохнуть, организм уже не раз на это настойчиво намекал. Маловероятно, что немцы каким-то непостижимым образом смогут отыскать эту комнатушку. Да и монах навряд ли сюда кого-то притащит. Капитан, по здравому размышлению, пришел к выводу, что своего спутника ему опасаться не следует. Тот имел уже предостаточно возможностей устроить Алексею какую-нибудь пакость, если бы этого хотел на самом деле.