Вверху – без исключения.

И полетели – только не на пенсию, а под трибунал, – девяностолетние мыслители, провалившие в начале войны все, что только можно было, а потом, когда дела пошли на лад, увлеченно награждавшие сами себя блестящими орденами и мечами за храбрость. Кое-кто был просто изгнан без пенсии, иные, кому повезло меньше, оказались еще и разжалованы с лишением наград, но досталось всем.

Сверху – без исключения.

За несколько месяцев Генри Шер с позором обезглавил почти все службы сообщества, не тронув лишь тех, кто действительно работал и сражался, а также тех, кто был ему нужен. В той или иной степени, конечно, ибо уж кто-кто, а вице-маршал Шер хорошо знал, что ничего абсолютного на свете не бывает.

Ди Марцио был ему полезен, а значит, скоро получил одну из высших должностей в сообществе, а на Керса, как это ни удивительно, ничего не было. Но Керс имел свои императивы, мало понятные простым смертным, поэтому присоединился к Шеру без малейших сомнений.

– Все же, дорогой сенатор, я хотел бы, чтобы вы – я имею в виду вашу уважаемую фракцию, – все же выставили законопроект на обсуждение. – Как бы задумчиво произнес Шер, ритмично помахивая трубкой.

– Вы думаете? – нахмурился Блиммер. – Нет, фракция, конечно, настроена по-боевому, но заранее провальный проект может нанести урон нашей репутации, вы не считаете?

– Не считаю, – отрезал Шер. – Черт возьми, вы же достаточно опытный политик, не вам ли понимать, что чем вы активнее, тем выше курс ваших акций. Продолжайте, продолжайте! Иного выхода у нас просто нет.

Блиммер вздохнул и поднялся.

– Мы сделаем все, что в наших силах. Счастливо оставаться, джентльмены.

– Удивительный экземпляр, – хмыкнул Шер, когда за Блиммером беззвучно закрылись двери зала. – Идиот по убеждению. Боже, с кем приходится иметь дело, а?

– Остальные еще хуже, – пожал плечами Ди Марцио и, едва успев закончить фразу, оглушительно чихнул.

– Опять аллергия? – повернулся к нему Шер.

Ди Марцио безнадежно махнул рукой.

– Сажусь под колпак по два раза на дню. Чтобы сэкономить время, беру его с собой всякий раз, когда иду гадить. А что еще прикажешь делать? Доктора говорят, что может быть и хуже.

– Завидное пищеварение, – ободряюще улыбнулся Шер. – Итак, о докладе. Корж закончил полностью – собственно, именно ради этого я и оторвал вас от работы. Но сейчас это важнее. У меня с собой по экземпляру на каждого – времени вам трое суток. Бросьте все, свалите документы и поездки на адъютантов, и сидите. В четверг утром каждый из вас – не приказываю, а прошу вас – каждый представит на общее обсуждение свое мнение. Сделайте резюме по тем вопросам, которые покажутся вам наиболее важными. Я полагаю, что весь четверг мы посвятим именно этой проблеме. Вылетим на побережье, там и засядем…

2.

Дежурный по информационному центру смотрел на Ланкастера глазами провинившейся собаки. В случившемся не было и намека на его вину, но все же Виктор не мог найти в себе силы сказать хоть что-нибудь ободряющее – ни ему, ни остальным.

Он не был ни подавлен, ни растерян. Последние полчаса его мозг стремительно перебирал десятки вариантов возможного развития событий, и не мог остановиться ни одном из них. Впервые за довольно долгое время легион-генерал Ланкастер просто не понимал, что именно произошло, хотя в целом картина вырисовывалась довольно отчетливо.

Но выглядела она невероятной. Немыслимой.

За годы войны Ланкастер навидался всякого. Приходилось ему и удивляться… но самые, казалось бы, странные события рано или поздно находили свое вполне логичное – с той или иной точки зрения – объяснение. Любые действия противника так или иначе укладывались в одну из понятных, а значит, просчитываемых, стратегических схем. Сейчас было непонятно решительно все.

Он молча уселся в свое кресло, медленно провел глазами по лицам своих офицеров и взял со стола приготовленную для него чашку кофе.

– Давайте сначала, – предложил он. – С самого начала… вылет девяти птиц орбитер заснял, это мы видели. Движение по маршруту тоже – здесь ничего интересного. Потом птицы подходят к семикилометровому рубежу, и в этот момент отказывают аналитические блоки как катера, так и орбитера. По словам Рауфа, после вызова Лемфордера он первым делом проверил свой тактический сканер. Сканер запустился, тут же скис, благополучно перезапустился и какое-то время работал, но с незапущенным «аналитиком». Та же самая картина с орбитером. Сканер дохнет, включается программа перезапуска, головки работают, информация идет, расшифровки нет, сканер опять дохнет, и так по кругу в течении трех с половиной минут. И – плюс! – за несколько часов до того, на очень короткое время то же самое происходит и с аналитическим узлом системы целеуказания у зенитчиков Томора. Если бы их станция в тот момент не работала, никто б ничего и не заметил. Но она, как на грех, крутилась в режиме подбора настроек. Что в этом странного?.. главный инженер, повторите нам то, что вы рассказали мне, пока я летел.

Панков задумчиво пощелкал пальцами.

– Поляризация кристаллов идет по трем ветвям краун-волны. Условно говоря, вывести их из строя так, чтобы они перестали понимать, что происходит, но не свихнулись окончательно, можно только одним способом – поменяв ветви местами, причем, скорее всего, А поставив на место С, при этом В – ствол, останется на месте, гарантируя нормальное восстановление функций при прекращении воздействия. Чтоб совсем понятно… ну, скажем так, кристалл просто «заикнется»… а дальше начнет работать как ни в чем не бывало, и что показательно, может даже и не запомнить, что с ним случилось. Но как этого добиться – я не представляю в принципе. Я слышал, что смещения краун-поля добивались в экспериментах с холодной миди-плазмой, но никто никогда не мог ее стабилизировать, значит и смещения были кратковременны и нестабильны. Так что все это не больше чем мои домыслы. Будь среди нас квалифицированный физик-полевик, он, возможно, объяснил бы происшедшее более внятно: но я не могу. Я только догадываюсь… одно могу сказать точно: у эсис такой техники нет, и не может быть.

– Почему? – резко спросил Кертес.

– Ну-у… – Панков замялся, почесал кончик носа и посмотрел на командира, словно ища у того поддержки, – Ну, потому что существуют разные плоскости развития цивилизаций. Эсис тысячелетиями двигаются по пути создания смешанной, биомеханической техносферы. Их машинерия процентов на семьдесят – квазиживая, если использовать такой, ну, лицейский что ли, термин. Мы тоже давно используем биокомпонент в своих машинах, но в гораздо меньшей степени. А работа с плазмами требует иного, сугубо механистического мышления: это, кстати, главная причина того, почему мы так поздно освоили сферы высоких энергий. Но у них все не так! Даже вычислительная техника эсис тысячи лет строится по принципам хромосомных сообществ – почему она совершенно непостижима для нас. Цивилизация эсис, в силу особенностей своего технического мышления просто неспособна подойти к уровню постижения природы энергий. Они только щупают, и если что-то и применяют, то – найденное именно наощупь, эмпирическими методами. Благо, у них были эти тысячелетия!