Не уверен. Бегло взглянув на поверженного соперника по спаррингу, я понял, что встанет он никак не раньше, чем через полчаса. Голова свесилась набок, а на затылке видна здоровенная гематома. Вот и замечательно, пусть отдохнёт, ему досталось.

Но самое приятное заключалось в ином…

– Вы хотя бы слушали, что я говорю? – краснея, как пион, мисс Челлендер подняла на меня сияющие зелёные глаза. Я молча, без предупреждения, не спрашивая разрешений, поцеловал её. Ну и словил очередную пощёчину…

– Что-то не так? – осторожно спросил я.

– Всё не так! Не именно это, а вообще, в целом, – прорычала рыжая англичанка и сама крепко поцеловала меня в губы.

Ничего не понимаю в женщинах. Я дурак?

– Ох ты ж, какие тут пейзажные виды, – раздался знакомый бас за нашими спинами.

Мы не стали прерывать поцелуя, хоть мне, к примеру, было жутко интересно, почему под ногами бандита с улицы половицы скрипели, а шаги старого казака были абсолютно бесшумными…

– Да у вас тут весело, как я погляжу, – он перешагнул через ноги сидящего без сознания незнакомца. – Не скучали тут без меня? Чего руку-то опустил, как пришибленную? Ранили али так… пощупать чего решил до свадьбы?!

Вмиг покрасневшая Энни шарахнулась от меня в сторону, прижимая подол к бёдрам.

Щупать я, естественно, ничего не собирался, но объяснять очевидные вещи этому бородатому грубияну тоже не было ни малейшего желания. И вообще, думаю, что он цепляется к нам исключительно из соображений банальной зависти. Я-то уже в третий раз срываю поцелуй с упругих губок мисс Челлендер, а ему – большую русскую фигу!

– Ладно, не смущайся, хлопчик. Пора нам, лошади на дворе.

– Как пора? Ночь же, – не поняла дочь английского посла.

– Нам оно и надо. В ночь верхами махнём, так с гарантией поезд императорский часа на два-три опередить сумеем. Дорожку проверим, в кустах пошарим, трактир чайный навестим. Ежели никого не приметим, так и ладушки! А ежели нарвёмся…

Матвей сунул руку за пазуху, извлекая два револьвера и короткий охотничий нож немецкого производства.

– Большего добыть не удалось. К его величества конному полку собственного конвоя сунуться не решился. Ить, нашим-то тока намекни, что какая-никакая опасность самодержцу грозит, – так всё, завтра никто никуда не едет! А по дороге до Петергофа казачьи разъезды в каждое дупло нос суют, все муравейники переворачивают, каждого встречного-поперечного под арест волокут! Хлопцы с такими вещами шутить не любят…

– Но, возможно, нам и следовало поступить таким образом, – робко предположила мисс Челлендер. – Пусть спасением русского царя занимается его же охрана. Разве это не разумно?

– Нет, не в этом случае, – поправил я. – Ведь если заговор действительно имеет место, то казаки лишь спугнут предателей. Те затаятся и нанесут удар в другое время, в другом месте. Мы уже обсуждали это.

– Было такое, твоё благородие, – похвалил старый казак, не влезая в дискуссию и быстро обыскивая пришибленного. – Так тут и нет ничего, верёвки кусок, мел да медью шестнадцать копеек. Всего оружия – вот кастет и нож финский.

– Он умел этим пользоваться.

– А то! Финка, кастет да верёвка – о профессии этого ворона неласкового догадаться несложно. По всему видать, что трактирщик его на вас науськал. Любят они, грешники, невинные парочки по ночам грабить…

– А куда же полиция смотрит? – возмутилась рыжая англичанка.

– Ясно куда, в карман собственный, – Матвей стянул запястья негодяя той же верёвкой. – Поехали отсель. Чмокнитесь ещё разок, ежели так уж приспичило, а я вас внизу жду.

Мисс Челлендер выпорхнула из комнаты первой, у меня тоже не было ни малейшего желания целоваться по разрешению. Мы сбежали вниз по лестнице, покинув опасное заведение. Сам папин денщик задержался буквально на минуту – пару раз с размаху приложить сонного хозяина трактира мордой об стену. Это справедливо…

У входа стоял зевающий парнишка в стареньком пиджачке, держащий в поводу трёх хороших лошадей.

– Э-э? Вроде бы речь шла о коляске с кучером?

– А не было! Не хочет никто в ночь ехать, – посетовал Матвей, но у него это как-то не очень искренне получилось.

Я же знал, что лучше Чёрта для него коня не было, и полагаю, он просто слукавил, приведя ещё верного Рыжика и тихую сивую кобылку для мисс Челлендер. Тем не менее спорить не стал, помог сесть Энни и, чуть кривясь от боли в плече, взгромоздился на своего гнедого жеребца.

Матвей кинул мальчишке монетку, не касаясь стремени, прыгнул в седло, дико свистнул на своего сумасшедшего коня, послав его в такой галоп по улице, что наши лошади невольно заразились азартом погони. Вперёд!

…Ночной Петербург сиял огнями иллюминации на всех проспектах и мостах.

Прохожих практически не было, разве что два или три раза мы встречали пролётки с загулявшими офицерами и поющими цыганками в пёстрых платьях. Кстати, пьяными до безобразия! Я имею в виду и офицеров, и цыган, и даже, кажется, их лошадей…

Нам одобрительно гикали вслед, возможно, люди и впрямь думали, будто старый казак что-то у нас стащил, а мы его ловим. Ну, допустим, догнали бы, и что? Да он один нас под той же мостовой по шею в булыжник закопает, и ни один городовой вмешиваться не полезет чисто из чувства самосохранения…

Довольно скоро мы оказались на рабочей окраине Санкт-Петербурга. Здесь уже не было ни фонарей, ни иллюминации. Хорошо ещё, что ночь была достаточно звёздной и луна только-только пошла на убыль. Наши кони перешли с брусчатки на обычную глинобитную дорогу, расплёскивая копытами редкие случайные лужи.

Матвей придержал своего горячего скакуна, переведя его с галопа на рысь. Маршрут он наверняка знал, потому что мы ни разу нигде не остановились спросить дорогу.

Мы ехали не меньше двух часов, небо на востоке начало розоветь, потянуло холодом, кусты и деревья окутал сизый туман. Предрассветная тишина нарушалась лишь редким птичьим криком да эхом от дроби копыт наших лошадей.

Продрогшая Энни стучала зубками, у меня тоже окоченели пальцы и нос замёрз. За всю дорогу старый казак не сказал нам ни слова. Более того, он даже ни разу не обернулся посмотреть, едем ли мы следом, не потерялись ли, не отстали где-нибудь в пути.

Подобная бескомпромиссность порой даже пугала. Он просто шёл к своей цели и ни капли не волновался, готовы ли мы с тем же пылом разделить его охотничий азарт…

– Стоять, – он неожиданно натянул поводья и поднял правую руку.

Мы послушно замерли…

– Ну-ка, все за мной. Вон в том лесочке схоронимся.

Он увёл нас с дороги за какую-то малоприметную рощицу, велел спешиться, а потом приказал:

– Аннушка здесь остаётся, коней сторожит. Ежели кто сунется, стреляй, перекрестясь.