— Когда обедаешь здесь, тебе причитается в виде бонуса определенный процент стоимости авиарейса Лондон-Париж, — прошептал Гринхольм, когда официант вел их к столику.

Откровения босса едва не заставили Клейтона рассмеяться в голос. Глава отдела развития заработал за прошлый год более миллиона фунтов, но при всем при том не упускал случая затребовать очередной купон для получения бесплатного авиабилета до Парижа.

Опустившись в кресла, они заказали свежего лобстера, а на вторую перемену — морского окуня. Потом Гринхольм заказал шабли урожая семьдесят девятого года, каковой факт не оставил у Тома никаких сомнений, что сегодня платит банк. И тут Гринхольм перешел к более серьезным вещам:

— Что-то ты меня в последнее время беспокоишь. — Босс обращался к Тому, но продолжал гипнотизировать взглядом кусочек белого хлеба, который намазывал маслом. Потом поднял глаза и добавил: — Ничего не хочешь мне сказать?

Том размышлял о мотивах приглашения на ленч с того момента, когда оно было озвучено. «Таурус», в общем, пока особых тревог не вызывал. Потери, конечно, имелись, но сделка находилась в процессе. С другой стороны, ему не верилось, что Гринхольм пригласил его в ресторан, чтобы побеседовать об афере Клейтона-Ленгленда. По его мнению, если бы дело раскрылось, он сидел бы сейчас в другом месте и, весьма возможно, в наручниках.

Существовало, правда, еще одно объяснение. Приближался конец года, а это время всегда считалось наиболее благоприятным для разговоров о будущих проектах.

Или, быть может, все дело в том, что Клейтону по рабочему телефону позвонил Дик Суини? Согласно правилам, все звонки записывались, чтобы была возможность использовать запись как доказательство при возникновении деловых споров, хотя последнее случалось редко. Игроки уровня Тома вели себя очень профессионально и ошибок практически не допускали. Так что, если разобраться, эти записи в первую очередь служили своего рода профилактикой против некорректного поведения с клиентами и инсайдерских сделок. Но хотя все знали о прослушивании и официально частные разговоры не поощрялись, личная жизнь тем не менее брала свое. И если новички еще стеснялись обсуждать по рабочему телефону домашние дела, то ветеранов прослушка нисколько не пугала. Том по крайней мере довольно часто болтал по рабочему с Кэролайн, и замечаний в этой связи ему до сих пор не делали.

В конце концов Том устал гадать. В сущности, роскошный ленч ничего не значил — вернее, мог означать что угодно. Его могли пригласить в ресторан, чтобы сообщить и об увольнении, и о повышении жалованья.

— Не могли бы вы выразить свою мысль более определенно, Хэл, — мягко произнес Клейтон.

Нельзя сказать, чтобы Гринхольм отличался излишней застенчивостью. Он обладал самоуверенностью человека, достигшего высокого положения, выбившись из низов. Но порой на него что-то находило, и Гринхольм начинал испытывать непонятное смущение, каковое, возможно, было связано с тем, что он не заканчивал особо престижного колледжа и его мучил комплекс неполноценности.

— О’кей. Прежде всего мне бы хотелось сказать, что я очень сожалею о твоем отце. Я тоже недавно потерял отца и знаю…

— Все нормально! — Том не имел ни малейшего желания разговаривать на эту тему с шефом и впускать его в свою личную жизнь. — Считайте, что я уже пережил утрату.

— Как я уже говорил ранее, — продолжил Гринхольм, никак не отреагировав на реплику подчиненного, — ты можешь получить при необходимости небольшой отпуск для устройства личных дел.

Том покачал головой.

— Но если дело не в этом, — Гринхольм наклонился к своему собеседнику, — в чем тогда у тебя проблема?

Прежде чем Клейтон успел ответить, появился официант с вином. Хэл Гринхольм жестом отпустил его, взял бутылку и наполнил бокалы. При этом брови у него все еще изгибались аркой, как если бы он продолжал внутренне задаваться вопросом, который сам же ранее и озвучил. На мгновение Тому показалось, что дело все-таки в Ленгленде и последний во всем сознался. Если причина в этом, оставалось только сожалеть, что он после Цюриха так и не удосужился позвонить Джефу.

— О каких проблемах вы все время толкуете, Хэл?

Гринхольм словно ждал этого вопроса и начал загибать пальцы:

— Первая: если не считать швейцарских фьючерсных контактов, ты за последнее время не заключил ни одной приличной сделки. Вторая: ты часто уходишь с работы раньше времени. Третья: похоже, тебе наплевать на собственный бонус в конце года, а следовательно, и на мой. Четвертая: я думаю, что у тебя серьезные денежные затруднения. Хватит или дальше перечислять? Что вообще с тобой происходит?

— Денежные затруднения?

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду. — Выяснилось, что Гринхольму все-таки известно о разговоре Тома с Диком Суини и требованиях последнего вернуть деньги.

— Господи, Хэл! Вы все неправильно поняли. — Клейтон сокрушенно покачал головой и объяснил, что Суини, адвокат и душеприказчик его отца, распорядился деньгами клиента без согласования с Томом и, более того, утаил от него эти сведения. Том, узнав о происшедшем, проявил инициативу и сам заявил права на эти деньги, но сделал все по закону, и банк, где находится счет, претензий к нему не имеет.

Гринхольма, похоже, эта информация вполне устроила.

— Значит, ты получил деньги?

— Разумеется.

— И ты по этой причине летал в Цюрих?

— Да. — Том виновато улыбнулся. — Но я не соврал относительно сделки, которую обещал там прокрутить. И если вы просмотрите материалы за прошлый месяц, то…

— Я все знаю. Но меня больше интересует, сколько оказалось на счете твоего отца?

— Три миллиона баксов, — соврал Том.

Гринхольм присвистнул.

— А этот гребаный адвокат хочет, значит, чтобы ты те деньги вернул?

— Точно так.

— Почему?

— Похоже, у моего отца был партнер. Но это еще бабушка надвое сказала. Короче, я попросил Суини предоставить доказательства, и он ответил, что прилетит в Лондон и все объяснит.

— А что произойдет, если у твоего отца и в самом деле был партнер?

— Тогда, Хэл, — Том пожал плечами, — мы с ним встретимся и поговорим. И если ему удастся убедить меня в своей правоте… что ж, придется делиться. Вот и все.

— Мне кажется, это справедливо, — задумчиво произнес босс Тома. — Значит, говоришь, на ставке три миллиона баксов?

Том ухмыльнулся и кивнул, после чего Гринхольм вновь наполнил бокалы. Босс Тома обладал прямо-таки болезненной страстью к деньгам, и его отношение к людям напрямую зависело от величины их состояния.

— Послушай, этот твой клиент «Таурус»… — неожиданно сказал Гринхольм, принимаясь за клешню лобстера. — Кто это вообще такие?

— Насколько я знаю, некие Краусы. — Том прилагал максимум усилий к тому, чтобы у него не задрожали руки. — Из Вадуца.