— Ты не понимаешь этого, Ама. Как боги покровительствуют смертным, так и фараон должен бодрствовать, чтобы водоносы могли мирно спать. Хорошо, хорошо! Скорей дай мне мое покрывало и прикажи ввести Сэмну в мой рабочий кабинет.

— Какие новости принес ты мне? — спросила Хатасу, отвечая кивком головы на приветствие советника и садясь за рабочий стол.

— Плохие, великая государыня, — ответил Сэмну. — Мы опоздали, Саргон арестован.

— А! Как же это случилось? — спросила Хатасу, бледнея.

— В ту ночь в Фивах никто не спал. Поэтому весть об убийстве разнеслась с невероятной быстротой. Мэна кричал о нем в кордегардии дворца. Молодой врач Амона, оказавший первую помощь Нейте, принес эту весть в храм в ту минуту, когда жрецы возвращались с аудиенции. Те, конечно, не упустили случая уничтожить одного из ассирийцев, которому ты покровительствовала и который стоял у них поперек горла. Весть облетела весь город с быстротой стрелы. Особенно старался и подбивал других молодой жрец Гаторы, по имени Рома. Только ты уехала, а я собирался увести к себе Саргона, как явились жрецы в сопровождении стражи. Они арестовали его и отвели в темницу.

— Что же теперь делать?! Я не хочу, чтобы он погиб! — воскликнула царица.

— Если ты, царица, захочешь последовать моему совету, то не мешай обычному течению правосудия. В решающую же минуту ты сделаешь все, чтобы спасти его жизнь. Потом можно будет облегчить его участь, пока не представится случай совсем его помиловать.

— Пусть будет так. А теперь оставь меня, Сэмну. Пусть никто не смеет входить ко мне без зова. Я хочу остаться одна.

Когда советник вышел, Хатасу облокотилась на стол.

— О, Наромат! — прошептала она. — Так вот какова судьба несчастного, будущность которого ты мне доверил! Он сам погубил себя, а я даже не знаю, удастся ли мне спасти его жизнь!

Горячая слеза скатилась по ее щеке. Хатасу поднялась из — за стола и в волнении стала ходить по комнате. Какой борьбы и каких забот стоил ей тот день, такой долгожданный! Она наконец одна заняла трон, казавшийся ей тесным, когда она была вынуждена делить его с Тутмесом II. Она даже оберегала жизнь этого нерешительного и ленивого человека, который, став рабом ее воли, предоставил власть могущественной руке и мужскому уму своей сестры и супруги. В эту минуту она сожалела об утрате поддержки и гарантии, которые давал ей этот слабый правитель. Правда, теперь она царствовала одна и должна была бороться с изгнанником в Буто и со всеми недовольными государствами. Не только сам маленький Тутмес будет достойным противником — она в этом убедилась в последнее их свидание — но за ним, как один, станет могущественная каста жрецов Египта, жаждущих видеть его на троне. Сегодня она победила, но они не перестанут тихо подкапываться под ее могущество. Они будут жадно ловить каждый случай, чтобы взять власть над царицей или оскорбить ее, хоть на людях, которым она покровительствует.

При этой мысли яркая краска залила лицо молодой женщины. Как! Ей, законной государыне, дочери божественной Аахмесы, склониться перед этим незаконнорожденным, уступить этим дерзким людям — никогда!

Хатасу была одной из тех личностей, которым опасности и препятствия только придают новые силы. С самоуверенной улыбкой она подняла гордую голову. «Я держу скипетр, — сказала она себе, — и моя воля будет для тебя законом, Египет! Саргон будет жить, Тутмес останется в Буто, а вы, гордые жрецы, вы склонитесь под мою сандалию!»

* * *

Больше месяца прошло с трагической ночи смерти Тутмеса II. Первые несколько дней жизнь Нейты, казалось, висела на волоске. Но потому ли, что заклинания Абракро были действительно всемогущи, или потому, что молодой организм был достаточно силен для борьбы со смертью, однако опасность миновала и через пятнадцать дней началось выздоровление. Девушка очень ослабела, и надо было ожидать, что выздоровление затянется надолго. Чтобы не раздражать жрецов, один из врачей храма Амона продолжал лечить раненую. Только ночью, с сохранением величайшей тайны, приходила Абракро, чтобы осмотреть и обмыть рану и произнести свое заклинание.

Сатати самоотверженно ухаживала за племянницей, посылая по три раза в день гонцов к царице, которую нездоровье и дела удерживали во дворце. Роанта тоже поспешила к изголовью своей подруги и помогала жене Пагира в уходе за больной. Молодую женщину мучили угрызения совести. Она горько упрекала себя за то, что устроила свидание с Ромой, которое чуть не привело к смерти Нейты. Хнумготен узнал от одного жреца Амона, своего родственника со стороны матери, причину покушения Саргона. Начальник телохранителей горько упрекал жену за легкомыслие, с которым она ввела в искушение своего брата и подругу и почти уничтожила несчастного ассирийца. Саргон томился в темнице, и суд над ним велся с необыкновенным ожесточением.

Трудно передать чувства, которые испытывал Рома в течение этих тягостных дней и недель. Еще больше, чем сестра, он упрекал себя, что поддался искушению, что в день свадьбы с другим завлек наивную девушку в свои объятия и своим признанием в любви до такой степени возбудил ее чувства, что заставил ее совершить непростительное безумие, чуть не стоившее ей жизни.

Участвовавший в депутации великий жрец Гаторы, возвратясь в храм, принес известие об убийстве Нейты. С минуту Рома чувствовал себя раздавленным. Затем страшный гнев и острая ненависть к Саргону переполнили его. Он сознавал, что не посягнул на права мужа и любил Нейту чистым и бескорыстным чувством. Одно только сердце Нейты принадлежало ему. Своим сердцем она имела право располагать, а это животное, в припадке ревности, убивает молодую жену через несколько часов после свадьбы. Его сердце леденело, все возмущалось в нем при мысли, что Нейта может остаться во власти этого человека, которому, несмотря на его невероятное преступление, царица, без сомнения, будет покровительствовать. Разве не было у нее необъяснимой слабости к этим чужеземцам? Разве, несмотря на ропот знати, она не возвела этого пленного хетта в княжеское достоинство? Она осыпала его сокровищами и почестями и дала ему в жены одну из самых благородных девушек Египта. Итак, если жизни Нейты должна угрожать постоянная опасность, следует овладеть жизнью Саргона раньше, чем царская рука скроет его от правосудия. Под влиянием этих чувств Рома проявил совершенно неожиданную энергию и ловкость. Подстрекая жрецов, он доказывал им, что после понесенного поражения в деле с усыпальницей необходимо показать Хатасу, что ее протеже не избежит ответственности перед законом, и правосудие жрецов накажет дерзкого фаворита, осмелившегося посягнуть на жизнь благородной египтянки.

Его усилия не остались бесплодными. Саргон был немедленно арестован и посажен в тюрьму, но суд затянулся. Прежде чем произнести приговор, ожидали, как говорят, показаний Нейты, без которых невозможно было справедливо разобраться в деле. Рома, возмущение которого улеглось, не вмешивался больше в это дело, но не без основания предполагал, что эта проволочка была следствием влияния царицы. Рвение жрецов тоже утихло. После отличия, дарованного Хатасу, великий жрец Амона сделался гораздо сговорчивей и мягче в фанатичном отношении к богам и к молодому Тутмесу.