От красоты Маринкиной соблазнительной и подлой. И от продажной сущности ее.

Как она обрадовалась, как возликовала, предположив, что и он ей изменяет. А как же ей было не радоваться! Он же теперь, получается, тоже запятнал себя, а значит, повода для упреков в ее адрес нет и быть не может.

Дрянь! Видеть ее противно после всего! Кажется, и в самом деле придется разводиться…

Хабаров, нарочно не торопясь, принял душ. Побрился и тщательно зачесал назад волосы. Потом подумал немного и потянулся к верхней полке за одеколоном. Пузырек стоял там нетронутым давно, с самого Нового года. Маринка подарила какой-то совершенно новый запах, модный, разумеется. Он понюхал тогда, поморщился про себя. Ну, не понравился ему этот чрезмерно утонченный модный аромат. И не пользовался им Хабаров после этого ни разу. Что толку душиться, если через час работы насквозь пропитываешься запахом автомобильного масла.

Сегодня же решил изменить своим правилам, раз уж с вечера начал, подарив соседям попугая. Он вышел из ванной и посмотрел в сторону освещенного дверного проема кухни. Маринка там уже гремела сковородками, готовя завтрак, и стерва такая напевала вполголоса.

Влад улизнул в спальню и лихорадочно оделся… во все новое. Так с вечера почин был заложен, следует продолжать. Джинсы тут же непривычно сдавили бока. А высокий воротник тончайшего свитера впился в горло, мешая дышать. И как только мужики ходят во всем этом с утра до ночи, понять невозможно! Для него вот милее привычных брюк и рубашки нет, а на работе у него удобный широченный комбинезон с дюжиной карманов, набитых железками.

Ладно, переживет. Начал удивлять супругу, следует двигаться тем же курсом. Решил же…

Она по-прежнему была не одета. Без стеснения металась по кухне все в той же прозрачной ночной сорочке. А кого ей было стесняться! Венька встанет только через час. Хабаров ее видел и без сорочки. И кажется не он один…

— Привет, милый, — пропела Маринка нежно, стоя спиной к нему и что-то переворачивая на сковородке, потом повернула голову и тут же охнула. — Ничего себе, Хабаров! Ты такой…

— Какой? — буркнул он, стаскивая с холодильника вечерние газеты и усаживаясь с ними за стол.

— Такой импозантный, блин! — Маринка снова склонилась над плитой, в сковороде стреляло масло и что-то аппетитно румянилось. — Ведь всегда говорила, что тебе пойдет, а ты упрямился. Теперь, видимо, кто-то оказался более убедительным, чем я…

— Прекрати! — повысил он голос и тут же загородился от нее газетой.

— Нет, Владик, не прекращу. Мне же приятно осознавать, что мой муж очень красивый мужчина, — игриво произнесла Маринка и снова покосилась на него через плечо. — Очень красивый! Очень молодой! И очень высокий!

А ведь польстила ему эта болтовня, еще как польстила! Неужели таким падким оказался на лесть? Или просто заскучал, закис без женского внимания и нежности? Может, и правда найти себе кого-нибудь? Андрюха давно предлагал. Рассказывал, что работает у них в управлении и живет где-то по соседству. Девчонка, говорил, хорошая, одинокая и такая же правильная, как и он.

Андрюха-то сам такой правильности не разделял, но всегда отзывался уважительно.

— Это нас, убогих, надо жалеть, Владюха! — похохатывал он под пивко. — А не таких, как ты! Мы расплодились, будто тараканы. А вы теперь раритет! Решительности тебе бы хоть немного, цены бы не было…

— Со сметаной будешь или маслом? — пропела жена, ставя перед ним на стол большое блюдо с румяными сырниками.

— Со сметаной, — хотел было отказаться, да не устоял, любил он их очень. — А чего это мы на кухне крутимся, Марин? Тебе же нужно сейчас в ванную часа на полтора. А потом прыг сразу в служебную «Волгу» и на работу. Там срочные неотложные дела, требующие твоего присутствия. А ты тут передо мной… сырники мечешь. Неспроста, а, жена!

Она медленно вытащила из его рук газету. Свернула ее аккуратно. Сложила вдвое, потом вчетверо, потом еще и еще. Складывала до тех пор, пока газета не превратилась в тонкую тугую трубочку. И как хряснет этой трубочкой ему по морде. Раз, другой, третий. Била и приговаривала:

— Это тебе за то, что любить меня не стал, гад! Это за то, что разводиться со мной собрался! А это за то, что вырядился для какой-то дряни! И моим одеколоном надушился, мерзавец! И еще за то, что завтрака не оценил, получи…

Растерявшийся поначалу, Хабаров через мгновение осатанел.

Вырвал из ее рук газету и на счет раз разорвал, разметав по кухне мелкие клочья. Ухватил Маринку за подбородок, грубо стиснув пальцами нежную гладкую кожу, и произнес, брызжа ей в лицо слюной:

— Еще раз такое позволишь, сука, убью! Только попробуй!!! Убью!!!

И тут же сзади раздалось мягкое покашливание, и Венькин дребезжащий от испуга голос позвал:

— Па-ап! Ма-ам! Вы чего, ссоритесь, что ли?! Вы чего, а?!

Хабаров уронил руку и тут же сгорбился от стыда перед сыном. Никогда за пятнадцать лет не делал он ничего подобного. Никогда! Даже тогда, когда обнаружил на теле жены синяк от чьих-то алчных зубов. Даже тогда сдержался.

— Прости, Вениамин. Все в порядке, — заспешила с объяснениями Марина, потирая покрасневший подбородок и пытаясь улыбнуться сыну. — А ты чего так рано поднялся?

— Ничего! — проворчал тот, удаляясь. — В туалет встал… А чё это Кешка молчит, а, пап?

И остановился у открытой двери в туалет и уставился ему в спину испуганными округлившимися глазами.

— Я это, Вень… — вот сейчас Хабаров ненавидел уже себя; ладно Маринка — она сука, с ней все понятно, сын-то чем виноват. — Подарил я его!

— Подарил?! — ахнули в один голос жена и сын. — Кому?!

— Да девочке тут одной. Василиске… Очень ей хотелось птичку, я и подарил. А ты против? — он обернулся и посмотрел на Вениамина глазами больной брошенной собаки, мысленно вымаливая у того прощения за все вселенское зло.

— Я? Да нет, — неожиданно спокойно отреагировал его ребенок. — Мне по большому счету по барабану, па. Он мне спать мешал по утрам. Я давно хотел его, если честно, кому-нибудь сплавить. Но все не решался.

— Почему? — Хабаров тепло улыбнулся, сын был очень похож на него, и так же, как и он, был не по-современному честен.

— Как почему? — искренне изумился Венька. — Скажете, просил, просил, а теперь отказываешься!

— Ладно, ступай в туалет, а потом иди досыпай, — ледяным голосом приказала сыну Маринка, дождалась, пока Венька скроется в своей комнате, и зашипела гневно Хабарову в лицо. — Ты что же, сволочь такая, себе позволяешь?! Уже из дома имущество стал таскать сучкам своим. Василиске он подарил, как же! Поверила я!

— А мне и не надо, Марин. Не надо, чтобы ты верила, — вдруг сделал Влад открытие и для себя тоже, отодвинул подальше блюдо с нетронутыми сырниками и поднялся из-за стола. — Всего тебе, дорогая! Пошел я…