Было четыре часа утра, и я собирался покинуть Сан-Паулу. Пройдет месяц, два месяца, столько, сколько нужно, пока все не успокоится. Я чувствовал противный привкус во рту, похоже на лекарство, в кокаин подмешали какое-то дерьмо, я решил остановиться у бара Гонзаги и выпить кофе. Оттуда я прямиком выскочу на шоссе.

Гонзага, едва завидев меня, протянул мне свою мокрую руку, я почувствовал крепкое и влажное рукопожатие, он улыбался и говорил, что я могу заказать все, что угодно, причем за счет заведения, и что с сегодняшнего дня так будет всегда, ты молодец, ты заслужил это, повторял он, и теперь будет только так, заказывай все, что хочешь. Он был очень рад, что я убил Суэла. Суэл был самый настоящий сукин сын, он вытащил автомагнитолу у моей сестры из машины, его здесь все ненавидят, и я ненавижу Суэла, сказал он. Я был удивлен, я просто хотел выпить кофе, расплатиться и уйти; с сегодняшнего дня здесь для тебя все бесплатно.

Патрульная машина остановилась у дверей бара, и вот тут кокаин начал действовать. Я почувствовал, как мое тело превращается в глыбу льда. Это ловушка, подумал я, прямо ко мне направлялся полицейский, это был самый настоящий полицейский, форма, ботинки, пистолет – все, как полагается, Гонзага открыл рот и, глядя на него, громко сказал: вот он, вот человек, который убил Суэла. У меня в глазах потемнело, сукин кот этот Гонзага, козел недоделанный, ноги не слушались меня, но, прежде чем эти мысли успели оформиться у меня в голове, прежде чем я подумал, что Гонзага – самый настоящий кретин, полицейский уже похлопывал меня по спине и говорил, что уважает смелых парней. Он сказал это, и внутри меня что-то треснуло. Ледяная глыба. Он купил пирожки с мясом, несколько банок кока-колы и вышел, чеканя шаг, ботинки, оружие, униформа, дошел до своей машины и сел в нее, где его ждали еще пятеро полицейских, которые указывали на меня пальцем, точнее, не пальцем, а одними глазами, это знак, которым пользуются мужчины, когда здороваются с тем, кого они не знают, но уважают.

Я тоже съел несколько пирожков и выпил кока-колы, все бесплатно. Потом я сел в машину и сказал самому себе: я сильный. Я в полном порядке. Я невиновен. Мне незачем пускаться в бега.

Полдень. Я хотел спать дальше, спать много дней, но кто-то настойчиво стучался в дверь моей кухни. Зубная боль, не помню, чтобы я чувствовал ее накануне ночью. Почему я не сбежал? В баре у Гонзаги я хорохорился, чувствовал себя сильным, зуб у меня не болел, наверное, благодаря новалгину, я принял очень много новалгина. Или кокаина. Нет, кокаин ни при чем, от кокаина мне становилось страшно, очень страшно, так же страшно, как и сейчас, у меня ледяная вода течет по венам. Стук в дверь становился все сильнее. Полиция, вы арестованы. Ну почему я не смылся накануне? Я ошибся, думая, что нахожусь в безопасности только потому, что какой-то полицейский сказал мне: все в порядке, ты убил Суэла, но кого это волнует? Кому какое дело до какого-то негра? И кому какое дело до тебя? Ровным счетом никому. Никому ни до кого нет дела, человек – это просто кусок мяса, согласен? Кусок свинины или говядины, какая разница. Может, это блеф? Нет, блев. Этот сукин сын, конечно, явится в суд давать показания против меня, скажет, что у Гонзаги я признался в совершенном преступлении. Робинсон убьет меня, когда узнает, что я передумал бежать. Сейчас я уже был бы на полпути в Гойаниа, на свободе, лежал бы себе в каком-нибудь дешевом отельчике на чистых простынях, жевал бы нормальную еду. Зачем я остался?

Я отнес винтовку в ванную, если это полиция, я скажу, привет, ребята, это я убил Суэла, можете меня забрать, вот только в туалет схожу. У меня еще остались патроны, я могу выстрелить себе в голову. Или повеситься, например. Моя жизнь всегда была одно сплошное дерьмо, а тут еще эта чертова зубная боль, не так уж и жаль подохнуть в такой день.

Дверь, стук, зуб дергает, я пошел открывать. На пороге худенький паренек держит в руках поросенка. Тебе чего? Меня прислал дядя Бальдани. Я понятия не имел ни о каком Бальдани, но спрашивать было неудобно. Он велел передать тебе это, а еще велел поздравить, говорит паренек. Поздравляю тебя. Парнишка сунул поросенка мне в руки и ушел.

Мне подарили поросенка. Гладкого и розового, чтобы я съел его с картошкой и рисом. Или с брокколи, обожаю брокколи. У поросенка были грустные глаза, точь-в-точь как у Кледир. Я решил, что не стану его резать, у меня очень сильно болел зуб, и я все равно не смог бы ничего прожевать. Странно как-то получить в подарок поросенка, подумал я.

Весь день я просидел дома, ничего не ел, только глотал новалгин. Поросенок играл моими кроссовками. Я спал, просыпался, принимал новалгин, мечтал под песни Битлз, один мой сосед их просто обожает. Мне грезилось, что я лечу по шоссе со скоростью сто двадцать километров в час, рядом со мной Джон Леннон со своей гитарой, но я не знаю, что это он, где ты был, спрашиваю я. В армии, отвечает он. Посмотри на мою прическу. Джон Леннон, я никогда не фанател от Битлз, не люблю рок, сосед мой крутит один и тот же диск.

Зачем мне подарили поросенка? Может, этот дядя Бальдани работает в полиции? А что если он родственник Суэла? Кто-то хотел назвать меня свиньей? Нет, это вряд ли. Я принял душ, побрился, у меня упало давление, пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Я сделал глупость, что не уехал ночью, но почему полиция меня не арестовала? Разве в обязанности полиции не входит задерживать убийц? А я убийца, я гад и сволочь, я убил парня без всякого повода и оставил эту девчонку одну плакать над телом своего возлюбленного.

В моем сердце роились пчелы, много пчел. Я не мог больше оставаться дома. Когда я открыл дверь, я увидел целую кучу свертков, лежащих у порога: сигареты, фарш, пиво, водка и цветы. Я нашел там записку, почерк детский: «Спасибо, Майкел». И еще одну: «Туда ему и дорога, этому Суэлу», женщина писала. «Бандитов надо убивать», мужская рука. «Он умер, потому что не служил обществу», напечатано на машинке. Ну конечно же! Поросенок! Мне подарили поросенка за то, что я убил Суэла. И сигареты. И мясо. Водку и пиво тоже. Люди оценили. А я оценил подарки.

Из дома я вышел несколько растерянный, я пока еще не вполне понял, что происходит. Но я уже начинал понимать. Соседи улыбались. Дети, матери, служанки, проститутки, продавцы газет, сограждане – мне улыбались все. В булочной какая-то женщина поцеловала меня в щеку и сказала: можешь рассчитывать на меня. Голова в кудряшках, прилично выглядит, похожа на мою маму: можешь рассчитывать на меня.

У Гонзаги был праздник. Все жали мне руку, просили рассказать, как это мне удалось завалить Суэла. Я вообще-то не вру, но тут меня пробрало. Как я его убил? Элементарно, он вытаращился на меня, а я выстрелил. Все расхохотались, я тоже засмеялся, хотя образ девчонки, целующей покойника, меня немного смутил. Гонзага, я могу заказать что-нибудь? Все, что угодно. Есть я ничего не мог из-за зуба, я заказал кока-колу.

Появился Робинсон, оттащил меня к бильярдному столу, в районе только об этом и говорят, все гордятся тобой, заявил он. Полиция ходила за Суэлом по пятам. Этого сукина сына должны были арестовать. Он вор и насильник. Ты знал, что Суэл изнасиловал тут одну девчонку? Комиссар полиции из десятого отделения, друг нашего Маркана, просил его передать тебе привет. Честное слово, приятель. Робинсон болтал без остановки, мне снова понадобился новалгин. Я спросил, знает ли он что-нибудь об этой девчонке, подружке Суэла. Да пошла она на фиг, ответил он. И я подумал, и в самом деле, ну ее на фиг.