Ее-то я и заказал. Первое, что меня поразило, – внешний вид блюда. Обычно пастилье придают форму большого круглого пирога вроде торта, а здесь сделали маленький рулет, и на том же блюде возлежала классическая утиная ножка с тушеной красной капустой. Необычайно вкусно, чуть язык не проглотил.

В Берлин я возвращался поездом и, пока ехал, пребывал под впечатлением от блюд и кушаний, которые готовит Нури в своем ресторане. В «Пименте» не марокканская кухня и не восточная – скорей это вообще кухня дальних стран. Всевозможные кулинарные изыски, которые на первый взгляд невозможно сочетать друг с другом. Но стоит лишь отведать этих блюд, и всякий скепсис улетучивается. Я бы сказал, что это кухня «кроссовер», так как в ней присутствуют элементы кулинарии самых разных народов. Меня там охватила самая настоящая ностальгия по родине, Марокко, ностальгия, которую сам Нури не знал, но тем не менее сумел выразить в своих кулинарных шедеврах.

На заботливо, любовно украшенном большом подносе были собраны кушанья, которым традиция отводит главную роль на пиру или торжественной трапезе; казалось бы, им нечего делать вместе на одной тарелке. Однако, попробовав, ты сразу понимал, что «новые» сочетания рождают новые фантазии и создают свою собственную новую гармонию. Что же касается вкуса, кушанья не утратили самостоятельности – у каждого остался свой неповторимый вкус.

Добравшись в поздний час до дому, я посмотрел на белые стены моей новой, очень современно обставленной квартиры. Визуальный центр в моей комнате – картина с видом Нью-Йорка, висящая над диваном. Ее подарил мне один из самых близких друзей, Зигма, он живет то в Нью-Йорке, то в Берлине, поскольку питает любовь к американской свободе и необязательности и в то же время к своему дому в буржуазном берлинском пригороде Хермсдорф.

Я хотя и устал, все же довольно внимательно посмотрел на картину и почувствовал, что она не годится для моей комнаты. В точности как когда я отведал пастильи с уткой и квашеной капустой – что-то меня не устраивало. И я подумал, нужно заменить картину каким-нибудь восточным пейзажем.

На другой день я поделился своими гамбургскими кулинарными впечатлениями с Халидом и добавил, что ищу какую-нибудь картину с восточным сюжетом для своей комнаты. Халид пообещал найти подходящую.

Прошла неделя, и Халид позвонил: «Есть картина!»

Я не поверил своим глазам. Это был вид площади Джема эль-Фна! На переднем плане слева и справа тележки, нагруженные апельсинами и отдаленно напоминающие старинные английские кабриолеты, – с них продают свежевыжатый апельсиновый сок. На заднем плане – прилавки продавцов фиников, орехов и прочего, а над всем высится одна из мечетей, находящихся поблизости от Джема эль-Фна. Народу не очень много, наверное, близится вечер, и скоро торговцы начнут убирать свои товары и расходиться по домам. Картина показалась мне такой родной, словно я уже много лет носил в сердце вид этой площади.

И есть у этой картины еще одна особенность: она как будто меняется в зависимости от освещения в комнате. Вечером кажется, что на площади часов семь вечера, а утром посмотришь на нее и думаешь – там, в Марракеше, восемь утра.

Я уже несколько раз побывал в Марракеше, но мне все мало. В самый первый раз меня тронул этот город, однако лишь теперь возникает моя любовь к нему или же я эту любовь осознаю. Вероятно, города мало чем отличаются от людей; иногда необходимо повстречаться с городом несколько раз, чтобы по-настоящему влюбиться и чтобы осознать свою любовь.

Джебран Халиль Джебран, арабский философ, написал об этом:

Но что же влечет меня в Марракеш?

Свет?

Запахи?

Люди? Или какой-то один человек?..

Или ни то, ни другое и ни третье?

Думаю, дело не в родине, что бы это слово в своем классическом смысле ни означало для человека.

Марракеш, который называют «жемчужиной юга», расположен на юго-западе Марокко, население этого города насчитывает около миллиона жителей.

Название «Марракеш» происходит из языка берберов и означает буквально «земля Бога».