Меньше чем за десять минут Лора и Пако оказались в зеленой лощине, приютившей заведение Тетушки Адель. Фабрис Пероль, муж Аделины, встретил их сдержанно, но все же сердечно. Этот здоровяк с массивными плечами раньше работал водителем-дальнобойщиком в Перигё, на транспортном предприятии. Он слыл мастером на все руки и отныне помогал жене в ресторане, занимаясь в основном доставкой продуктов и обеспечивая обслуживание в довольно простой, безыскусной манере. У него были остриженные под гребенку волосы, квадратное лицо и очень черные глаза. Несмотря на внушительное сложение, в нем угадывалась интровертная, чтобы не сказать робкая, натура.

— Добрый день, Фабрис, я только вчера узнала новость. Какое несчастье!

Пероль еще не успел отозваться, как на каменном крыльце за его спиной появилась Аделина, упершись руками в бедра. У нее был костистый подбородок, длинный нос и худое тело с крошечной грудью, напоминавшей две пуговки под полосатой блузкой из вискозы. Эта внешность сбивала с толку и могла показаться некрасивой, если бы не искрившиеся доброжелательностью глаза, которые освещали ее лицо внутренним светом.

— Рада вас видеть, Лора. Простите, что не сообщили вам, но все случилось так неожиданно… а потом… бумаги, всякие формальности, да и работа не ждет.

Она выпалила все это одним духом, словно желая предупредить любой упрек и избавиться от более подробных объяснений.

— Я была очень привязана к вашей бабушке, — только и ответила журналистка огорченно.

— Она тоже вас очень любила…

— И она была не из тех, что прикидываются, — добавил сквозь зубы Фабрис.

— Вот, это Пако, фотограф, с которым я работаю. У вас найдется столик для нас двоих сегодня в обед?

— Все заказано заранее, но мы что-нибудь придумаем, — успокоила ее Аделина.

— Не хотелось бы доставлять вам хлопоты…

— Никаких проблем, Фабрис все устроит. Вы в наших краях проездом?

— Нет, на целую неделю… подбираем материалы к следующему номеру, посвященному Перигору… Разумеется, я очень рассчитывала на познания и память Тетушки Адель, чтобы подготовить развернутую статью…

— Ее секреты ушли вместе с ней, — пробормотала Аделина.

— Большая часть — конечно! Но ведь наверняка осталось то, что было в маленьком блокноте, который она всегда держала в кармане…

— Мы не знаем, куда он подевался. Во всяком случае, при ней его не было.

— А в ее комнате?

— Тоже нет. Сказать по правде, мне все еще тяжело туда заходить… После ее смерти наверх никто не поднимался. Я-то уж точно не осмеливаюсь.

— Мне бы хотелось написать о ней очерк, сделать литературный портрет… — сказала Лора, пытаясь поймать ускользающий взгляд Аделины. — Впрочем, я всегда хотела это сделать. А чтобы проиллюстрировать статью, мне хотелось бы получить несколько фотографий времен ее молодости…

Лора не закончила фразу, сомневаясь, прилично ли будет настаивать. Молчание внучатой племянницы Адель смущало ее, но, поколебавшись немного, журналистка предприняла последнюю попытку:

— А может быть…

— Пускай обед закончится, тогда и поглядим, — отрезала Аделина. — Да и то лишь потому, что это вы просите…

В зале ресторана сохранился исконный перигорский пол из небольших треугольных камней, вбитых в утрамбованную землю острым концом вниз, такое покрытие называлось тут «пизе́». Отполированные временем кусочки плитняка были уложены в геометрические фигуры на основе простого треугольника со стилизованными растительными мотивами. Справа от ведущей на кухню двери царил, создавая ощущение надежности, камин из камня медового оттенка, который порой разжигали вечерами, когда мягкость поздней осени уступала первым заморозкам. Вблизи от него парочка пенсионеров ожидала, когда их обслужат. Они улыбались друг другу, почти удивленные, что оказались вот так, лицом к лицу, после стольких десятков лет, проведенных в разлуке. Они не обращали никакого внимания на остальных посетителей, сидящих вокруг, и, казалось, не слышали смеха в зале, который отдавался эхом от потолочных балок.

Лора внимательно изучала меню. Здесь имелись все те блюда, которые принесли известность ресторану Тетушки Адель. Единственное новшество, привнесенное Аделиной, состояло из череды терринов[6] от местных производителей. Лору это успокоило. Хотя обычно она поощряла молодых шеф-поваров к тому, чтобы те смелее отходили от составленных задолго до них меню и старались найти свой собственный почерк, в случае с Аделиной она сочла, что та поступила правильно и что ее выбор верно отражал рецепты, передававшиеся из поколения в поколение.

Едва взяв заказ, Фабрис Пероль принес первое блюдо: дымящуюся тарелку сабронады[7].

— Надо же, ты меня удивляешь, — признался Пако, вытаращив глаза.

Он попытался определить ингредиенты этого блюда: ассорти из фасоли, картошки, моркови, лука, корня сельдерея (а быть может, также его стебля), и все это тушилось вместе с кусочками сала или ветчины. То тут, то там угадывались кое-какие ароматические травы. Но больше всего удивила фотографа консистенция этого супа, который по густоте приближался скорее к рагу, чем к тонкому консоме.

— В чем дело, Пако? — спросила Лора весело. — Неужели ты вообразил, будто я такая привереда, что соглашаюсь дегустировать только сверхнавороченные блюда и не способна оценить простую и основательную крестьянскую еду?

Молодой человек решил высказаться с максимальной откровенностью:

— Да.

Журналистка не удостоила ответом это замечание и отведала сарбонаду. На ее губах обрисовалась улыбка, и она продолжила дегустацию, не обращая внимания на своего сотрапезника. Через несколько секунд непроницаемого молчания она все-таки подняла голову от тарелки.

— Превосходно! Иначе и не могло быть: сюда положили первоклассные овощи и тушили несколько часов с пряностями и ароматным мясом… Блюдо богато вкусами. Думаю, Пако, что ты плохо меня знаешь. Записные критики, которые судят о блюде лишь в зависимости от такого либо сякого типа кухни, внушают мне отвращение. На каждом уровне есть свои достоинства. Достаточно признавать их наличие и наслаждаться ими. Разве не так?

Фотограф с набитым ртом ответил неопределенным мычанием и согласно кивнул.

— Наверняка кому-то может показаться, что суп немного густоват, но надо же восстановить контекст, вспомнить, в каких обстоятельствах его ели. Сабронада — это бывшее рагу. После тяжелого рабочего дня крестьяне уплетали его с хорошим ломтем хлеба. Впрочем, говорят ведь, что в нем ложка должна стоймя стоять.