— Просто чума, а не шоу, скажи, да?

Теперь нас разделяло всего двадцать писсуаров, и Дизи целенаправленно шел ко мне.

— Э… Да. Отличное шоу. Э… чумовое.

Десять писсуаров. И Дизи даже не сбавил шаг.

— Точняк. Ага. Ништяковый музон. И текста тоже реальные. Текста ты ему накатал? Круто вышло. Прими респект.

— Э… да. То есть нет. Так, по мелочи.

Вот. Теперь вы все знаете. Именно этим я и занимаюсь. В смысле, чем зарабатываю на жизнь. Я пишу тексты для рэпа. Но Дизи не должен был этого знать. Это великая тайна. Я поясню, но чуть позже. Нас разделяло всего-навсего пять писсуаров, а Дизи и не думал останавливаться. Я на миг задержал дыхание. У меня начинался мандраж. Как у актера перед выходом на сцену. Я вдруг с ужасом понял, что не могу выдавить из себя ни капли.

— Нет, Моско, правда. Ты крут и неслаб. Наш человек! — заявил Дизи, пристраиваясь к писсуару, соседнему с моим. Я слегка отодвинулся в сторону. — Может, когда-нить напишешь чего-нибудь и для меня, а, братан?

Я не на шутку запаниковал. И тому было несколько причин. Во-первых, он самым что ни на есть вопиющим образом нарушал самое главное, фундаментальное правило сортирного этикета (это правило гласит: по возможности старайся встать так, чтобы между тобой и соседом оставался хотя бы один свободный писсуар), а во-вторых, я из-за этого испытывал очень серьезные проблемы с мочеиспусканием. Иными словами, мне категорически не ссалось. Что подумает Дизи?! Реальные пацаны не стоят столько времени над писсуаром, не в силах выдавить из себя ни капли. А если он еще увидит мой член?! Да, у меня он не маленький. Но по сравнению с Дизиным хозяйством он может казаться вообще МИКРОСКОПИЧЕСКИМ!

На самом деле, мне надо было тревожиться совсем о другом. А именно: откуда Дизи узнал, что я пишу тексты для Орал-Би, безусловного рэпера номер один, того самого Орал-Би, который в данный момент делал свой чумовой рэп на сцене, устроенной на стадионе.

Господь Бог все же явил свою безграничную милость, и я выдал тугую и жаркую струю (с полным напором, в манере большого члена). Вновь обретя уверенность в себе, я выпалил на одном дыхании:

— Слушай, Дизи, а тебе действительно необходимо писа… э… ссать прямо рядом со мной? Тут же полно писсуаров.

Дизи косо взглянул на меня, и моя вновь обретенная уверенность тихо зачахла.

— Что говоришь, бро?

— Э… я сказал… я спросил… ну, то есть… не мог бы ты отодвинуться на пару-тройку писсуаров. Здесь полно места. И нет никакой настоятельной необходимости… ссать… э… стоять так близко друг к другу. А то это как-то… ну, ты понимаешь…

Блин. Я себя чувствовал полным поцем. Дизи вытаращился на меня:

— Ты че, больной? Я что, по-твоему, пидор или чего?

— Нет, Дизи, какой же ты пидор?! Ты ни разу не пидор! Тут ваще без вопросов.

Даже не знаю, почему при общении с черными рэперами я всегда начинаю разговаривать таким вот корявым тупым языком. По какой-то неведомой мне самому причине я вдруг теряю дар нормальной человеческой речи. Ну, типа как будто они меня будут считать крутым, если я стану коверкать слова и игнорировать правила грамматики.

Я услышал, как мощная струя Дизи ударила в писсуар. Черные парни, наверное, вообще никогда не парятся насчет звука их струй. Дизи улыбнулся, язвительно и недобро.

— Все, братишка. Поздняк метаться. Оно уже потекло. — Он запрокинул голову, наслаждаясь процессом, и вдруг рассмеялся. Он смеялся надо мной.

— Ты чего? — спросил я.

— Ха-ха-ха!

— Что смешного? — Я снова вдарился в панику.

— Ха-ха-ха! Я врубился, чувак! Ты боишься, что я увижу твою маленькую пыпыску! Ха-ха-ха! — Он умудрялся ссать и смеяться одновременно.

— Нет! — выдавил я.

— ХА-ХА-ХА! У малыша Уолли пыпыска с мизинчик! ХА-ХА-ХА!

— Нет! Совсем не поэтому, нет! — Я сорвался на крик.

— ХА-ХА-ХА! Я все видел!

— Дизи!

— У Уолли Моско хуек с ноготок!

— НЕТ! — завопил я.

— ХА-ХА-ХА! Не ссы, Моско! Я никому не скажу, что у нашего Уолли невидимый членик! ХА-ХА-ХА!

— У меня он нормальный!

— Да ладно, бро. У каждого свои недостатки. ХА-ХА-ХА!

— НЕТ!

Дальше события развивались стремительно и в то же время как будто в замедленной съемке.

Во мне включился какой-то странный, бесконтрольный защитный механизм. Я сам не понял, как это произошло. Меня развернуло в сторону Дизи, и, точно пожарный, борющийся со взбесившимся шлангом, я облил мочой штанину Дизиных ярко-оранжевых спортивных штанов. И как фехтовальщик, отражающий нацеленный на него удар в силу чистого инстинкта, Дизи повернулся ко мне и тоже облил меня мочой.

Время вернулось к нормальной скорости.

— ЧЕ ЗА ХУЙНЯ?! — закричал он.

— Ой, Дизи. Прости! Госпо… блин. Прости! Я не хотел…

— НЕТ, ЧЕ ЗА ХУЙНЯ?! Я НЕ ПОНЯЛ!

Мы стояли друг против друга с приспущенными штанами и болтавшимися членами. Наверное, это была самая неловкая и неудачная пантомима за всю нашу жизнь. (Так неловко мне не было даже тогда, когда я пытался изобразить «бегущего человечка» на гулянке по случаю бармицва Джошуа Финкеля и приземлился на задницу прямо перед Эшли Вайнтраубом.)

— Дизи, ПРОСТИ… — но я не успел даже закончить фразу. Последнее, что я помню: огромный черный кулак, утяжеленный массивными золотыми перстями, летящий мне прямо в лицо. Я думаю, Дизи ударил меня два раза. Но я почувствовал только первый удар.

— Прошу прошения, вы говорили, что пишете музыку? Рэп? — спросил излишне навязчивый пожилой джентльмен-азиат, стоявший рядом со мной у стиральных машин в прачечной-автомате. Миниатюрный, костлявый, одетый в совершенно обворожительном эклектично-фактурном стиле вельвет-плюс-хлопок-плюс-фланель-плюс-нейлон-плюс-джинса, лысый, в очках, он был очень похож на мистера Мияги из фильма «Малыш-каратист». На самом деле, его единственное отличие от Мияги-сана заключалось в фуражке: ядовито-зеленой шоферской фуражке с ярко-красными китайскими иероглифами над козырьком, явно выбивавшейся из обшего стиля, но в то же время вполне гармонирующей с общей эклектикой его наряда. Я так и не понял, что он делал в той прачечной.

— Ага. Рэп. — Я был не в том настроении, чтобы беседовать с незнакомыми дядьками в прачечных. Когда у тебя вся одежда пропитана мочой, под заплывшим глазом чернеет фингал, разбиты очки и кровит переносица, это как-то не располагает к приятной и непринужденной беседе. Плюс к тому всю дорогу до прачечной я просидел на мешке для мусора, расстеленном на сиденье автомобиля — чтобы не испачкать его мочой, — а сейчас восседал на стиральной машине в одних носках, трусах и футболке с портретом великолепного Орал-Би, которую я прикупил на концерте еще до того, как мне пришлось в спешном порядке покинуть стадион, воняя, как подкладное судно. Я остановился у первой попавшейся автоматической прачечной, и мне сейчас меньше всего хотелось беседовать с двойником Пэта Мориты.