Это было последней каплей. Я даже не успела подумать, как хлоп! И у меня горит рука, а на его щеке расцветают крупные гнойные фурункулы.

— Попробуй снять, о лучший выпускник, — усмехнулась я. — Даже если я не пойду в Академию, твоей женой не стану.

— Маэлин, иди в свою комнату. Успокоишься — извинишься, — как всегда, весомо и равнодушно уронил отец. — Твою вспышку я спишу на истеричный женский нрав. Но если ты выйдешь из этого дома… Я запрещаю тебе возвращаться.

— Я поняла, — кивнула я. — Можете начинать делать нового ребенка.

Выходя из чайной гостиной, я не отказала себе в мелочном удовольствии и как следует хлопнула дверью. Воспитанные квэнти себя так не ведут? О да, поэтому моим бесценным родителям будет вдвое противней от моего поступка!

Конечно, потом мне станет стыдно, ведь половина от бушующих во мне эмоций — откат от заклятья исцеления. Чувства нельзя убрать насовсем, их можно отложить. Что и делает это заклятье. Оно предназначено для целителей, которым предстоит архиважная операция или ритуал. Вообще-то, мы с Нольвен не должны его знать. Но когда ее матушка была проклята… Я должна была помочь лучшей подруге. И ничего другого придумать не смогла.

— Мэль? На тебе лица нет. — Нольвен, сидевшая на моей постели с книжкой, подхватилась на ноги и, хмыкнув, добавила: — Крови поверженного врага я тоже не вижу.

— Стевен обзавелся фурункулами, а отец сказал, что если я выйду из дома, то обратно уже не войду. Они все знали, лисонька. Они все знали, и дата свадьбы уже назначена. И особняк Стевен выбрал. И даже список гостей составлен. И только я, как последняя дура…

Договорить у меня не вышло: из глаз брызнули слезы, и я поспешила спрятать лицо в ладонях. Матушка всегда говорила, что я чрезмерно уродливо плачу.

Нольвен тут же обняла меня, крепко-крепко стиснула и, не особо мудрствуя, наложила еще одно заклятье истинного спокойствия.

— Откаты мы будем терпеть завтра. А сейчас нужно собирать вещи.

— Куда? — с горечью спросила я. — Хлопнуть дверью легко, так же легко проклясть жениха. Но факт есть факт: я всего лишь целитель младшей ступени, и идти мне некуда. На работу меня, может, и примут, но…

— Идти тебе есть куда, — осадила меня Нольвен. — Да, у нас нечего есть и не на что покупать одежду. Но дом остался. Будешь жить у нас, поступишь в военку — с твоим дипломом тебе платить не придется. И потом, ты забываешь про свою бабушку!

Заклятье истинного спокойствия окончательно усмирило мои мечущиеся мысли, и я коротко выдохнула:

— Помоги мне собрать вещи.

— Хочешь уйти? — В дверях моей комнаты появилась сердитая донельзя матушка. — Иди налегке!

— Одно радует, — в тон ей отозвалась я, — платье, которое на мне, куплено за мои честно заработанные деньги. Как и тетради.

Под немигающим взглядом квэнни Конлет я собрала все свои записи и превратила их в массивный браслет, который надела на руку. Моя трансформа продержится пару часов, а там видно будет.

— Ах да, — я всплеснула руками, — чуть не забыла. Вот.

Я сняла сережки, которые родители подарили мне на совершеннолетие, и положила их на свой туалетный столик.

— Кажется, больше ничего лишнего я не выношу.

— Мэль, ты не права. Когда захочешь вернуться… Думаю, я смогу убедить твоего отца…

И мне вдруг стало ее жаль. Это острое чувство охватило меня полностью, и я, качнувшись с носка на пятку, порывисто обняла ее:

— Я не хочу жить твоей жизнью. Прощай.

Пройти сквозь весь дом, затем по дорожке до ворот и дальше, на улицу. Все это время я крепко держалась за надежную руку моей лисоньки. И ведь эмоций почти нет, все наглухо заморожено, но тяжело. Каждый шаг, как в плохом сне, дается с огромным трудом. Как будто пробираюсь сквозь вязкую прозрачную массу.

«Смогу ли я?» — бьется в голове паническая мысль.

— Смогу, — коротко выдохнула я и отпустила руку Нольвен. — Смогу.

— Конечно, сможешь, — охотно согласилась подруга. — Ты, главное, сама с собой поменьше разговаривай, а то в столичном доме исцеления ты будешь жить, а не работать.

Рассмеявшись, я покачала головой: некоторые вещи стабильны. Утешения от Нольвен всегда отличались от общепринятых. Наверное, поэтому мы и подружились.

— Ну что, ко мне? Или сначала к старшей квэнни Конлет? — наигранно беззаботно спросила лисонька.

— К бабушке, — неуверенно произнесла я. — Наверное.

— Ну, это правильно, — покивала Нольвен. — У вас теперь много общего. Но я, кстати, все равно не могу понять, как при живом дедушке твоя бабушка оказалась отлучена от рода. Ты так и не рассказала толком.

В последней фразе я расслышала некоторую толику осуждения пополам с обидой. Но…

— Знаешь, сегодня, если повезет, ты узнаешь эту историю из первоисточника, — хмыкнула я. — Потому что мне и самой мало что известно. Приходилось подслушивать, подглядывать и учиться незаметно вскрывать чужие письма. На чем меня поймали. И уже через неделю порадовали: помолвке быть. Иногда я думаю, что это какие-то взаимосвязанные вещи.

Переговариваясь, мы стремительно неслись по оживленным улицам Кальстора. Люди улыбались, замечая иллюзорных бабочек, а один лоточник даже подарил нам по прянику:

— Ура целителям, — рассмеялся он.

Да, иллюзорные бабочки на выпускниках были исключительно нашей традицией. И, что уж скромничать, каждый выпускник мечтал о том дне, когда пройдет по Кальстору, окруженный искристыми иллюзиями.

— Знаешь, а все не так и плохо, — сквозь пряник выдала Нольвен. — Я устроюсь на работу в дом исцеления. А там видно будет. Может, скоплю на платное образование.

— В военку не хочешь? Она дешевле.

— В военку надо сейчас поступать, — вздохнула Нольвен. — Для учащихся, пропустивших несколько лет, там слишком серьезные экзамены. У них ректор с особо садистскими наклонностями. Был же выпуск в газете, где он пояснил, что: «Если кто-то считает, что может пропустить несколько лет и потом прийти как ни в чем не бывало, он должен доказать, что он — лучше всех».

— Ничего себе. — У меня аж мороз по коже пробежал. — Я это как-то упустила.

А ведь изначально Стевен предлагал и такой вариант — взять год на обустройство дома. Пожениться, обжиться, а потом продолжить учебу. Но я сразу отказалась. Ну что за глупости — терять год?

— Ты хмуришься. — Нольвен ткнула меня локтем.

— Стевен предлагал год отдохнуть от учебы, — криво улыбнулась я.

— Ну, Мэль, согласись, — подруга доела пряник и заклятьем очистила пальцы, — мы уже поняли, что он к-к-королевский парнокопытный. Отец-Хаос, я же с ума сойду!

Поперхнувшись смешком, я согласно кивнула: