всё у них с техническими отверстиями в порядке. В смысле традиционная любовь кошерными методами невозможна, но наличие у объекта мизинцев эту проблему решает. Зато умеют создать атмосферу, совершенно друг друга не стесняются и способны устроить настоящее шоу. А еще клянчили у Янлинь запись.

Так, стоп, о чем это я думаю? И вообще, где это я?

Обнаружил себя лежащим на полу в большой комнате, прямо под канделябром. Хотелось нажраться и забыться. Все время с момента, когда я вышел из камеры Безликой, взорвавшейся нафиг после нашего короткого разговора, мне делали мозг самые разные люди в самых разных смыслах. Пришлось даже подписать несколько бумаг, став гордым носителем государственной тайны. А завтра в институт! Вот она, жизнь…

Нет, точно надо нажраться. С Пашей. Тому тоже хреново, по глазам видел.

Однако, я опоздал. Точнее, пришел не вовремя. Салиновский, а заодно Онахон и Охахон Умаровы уже были у Янлинь, куда я соваться не рискнул. Пришлось возвращаться и квасить в одно жало, то есть со специальным домашним немцем. Правда, тоже не получилось.

Раздался возглас:

— Фух! Я дома! — по полу зашлепали маленькие босые ножки, маленький носик шумно втянул воздух, а затем в аккуратно прикрытую мной ранее дверь сунулась чернявая голова и сказала: «О!».

— Вить, сделай мне жижу, пазязя, а? — Кладышева состроила умильную моську. Прямо ребенок, клянчащий конфетку, а не убийственную дозу «100 грамм сухого спирта-плюс на 100 грамм водки».

Сделал.

Выглотав эту жуть, брюнетка смылась в ванну, где пробыла всего несколько минут. Вернувшись, Вероника шлепнулась мне медалью на грудь, выглотала еще стакан своей «жижи», а затем, удовлетворенно вздохнув, распласталась медузой. Я меланхолично мешал стакан номер три. «Чистые» обладают сумасшедшей регенерацией, даже такая жуткая отрава как замешанный в совершенно нечеловеческой пропорции «спирт-плюс», выдыхается из них за считанные минуты.

— День говно? — проницательно спросила она меня.

— Полное, — выдохнул я, — Про взрыв слышала?

— И сам взрыв тоже.

— А могло быть еще сильнее.

— Правда?!

— Ага…

Полежали, помолчали. Было неожиданно… уютно, если так можно выразиться, лежа с водкой около немца в коматозе и с полубезумной психиатричкой-мазохисткой на груди. Но, вы же знаете, бытие определяет сознание. Где-то там пионеры торжественно клянутся, шепелявят на линейках забавные октябрята, старики на кухнях курят, прислушиваясь к вечно работающему радио «Маяк», которое реально звучит из каждого ведра. Там ездят «москвичи», там комсомольцы потеют на осеннем уборе урожая, там толстые писатели под водочку на правительственных дачах жрут шашлык и рассуждают о высоком. Там…

…ходят пароходы, гуляют парочки, знамена с серпом и молотом развеваются там и тут, а уставшие, но довольные рабочие коммунисты пьют по барам разливное пиво.

Там жизнь, о которой я раньше знал. А мы — тут. В бункере, где недавно совершенно ни за что умерла куча невинных людей. Втопили водки и валяемся голые. Возле немца. И нам вроде бы хорошо. И, кажется, скоро меня будут трахать. Много, долго и, вполне вероятно, принудят к извращениям. А я и не против. Только пожрать бы…

— Хочешь хороших новостей? — слегка поерзав, спросила Кладышева. Конечно, я хотел, даже очень. У меня был глобальный дефицит хорошего в данный момент. Готов был отстоять очередь с километр. Хотя, лучше, конечно, отлежать. Но судя по многозначительному ерзанью — хорошо бы хоть пожрать получилось…

— Я завербовала призраков, — самодовольство в голосе голой маленькой женщины было просто в жуткой концентрации, — Всех!

— К-хак? — поперхнулся я, начав кашлять. Собеседнице это слегка помешало ответить, поэтому, распластавшись по мне голой жабкой, «чистая» перенесла тряску стоически, даже не разлив ничего из своей посуды.

— А вот так, — фыркнула она, вытирая мокрое ухо о мою грудь, — Решила ковать железо пока горячо. Произошедшее на всех след оставило. Захожу, а они обсуждают, как им жить дальше в такой нестабильной обстановке. И телевизор с новостями включен. А еще, знаешь, они на Юльку эту твою посмотрели-посмотрели и что-то им полное обретение эмоций вот прямо ни*уа и не нравится.

— Говоришь так, как будто бы они бежать собирались.

— Не совсем, — второе ухо принялось тереться о мою грудь, — Но близко. Особенно после новостей о взрыве. Поэтому я и решила сделать свой ход. Наш ход.

— Ты… точно это продумала?

— Вить, не держи меня за дуру. Я вовсе не подошла к ним с криком «давайте к нам в тайное общество!», а просто предложила принять участие в перспективной разработке программного обеспечения. Объяснила общую суть системы, спасибо уж вам за уроки в «Лазурном берегу». И… они с радостью согласились. Молчать будут, гарантирую.

— Поясни, — коротко попросил я. Тема была серьезной, шаг нашей психиатрессы крайне неожиданным, а уж успех так и вовсе чем-то за гранью. Я, особенно после такого дня, испытывал сомнения во всем.

— Все они были свидетелями, Вить, — посерьезнела Вероника, — того момента, когда в «Лазурный» прибыли вертушки. Когда вас с Янлинь буквально ограбили на программу по разработке этих ваших летающих штук. Эти мальчики и девочки прекрасно понимают, что, если начать болтать о чем-то серьезном — вертушки снова прилетят. Они оооочень хорошо знают это.

Аргументный аргумент. Нашу разработку по дронам действительно банально отжали. Отличный пример того, как наше государство относится к щекотливым вопросам. Нет, я не осуждаю сам факт свершившегося, просто более чем уверен в том, что авторство продукта, который рано или поздно выйдет, будет принадлежать совсем не нам. В стране, где деньги решают не так чтобы многое, еще одним желанным объектом становится слава.

— Все устали от… ну ты понимаешь, — пробормотав это, Вероника отвернула от меня лицо, подставляя шею под мои почесывающие пальцы.

Все устали, да. Всем хочется… просто уверенности в завтрашнем дне. Понимания своего места. Системы, в которой они могли бы жить, желательно в собственных домах. В общем — того же, что имеет любой советский человек с самого рождения. И мы можем попробовать им это дать.

— Есть еще одна хорошая новость, — тем временем добавила Кладышева, — Янлинь как её услышала, так и сгребла всех, кто был рядом, они теперь празднуют вовсю. Ну то есть забухивают стресс, но новость все равно хорошая. Однако, я тебе её не расскажу…

Тут я почувствовал, как на одной весьма деликатной части тела смыкаются чужие пальцы.

— …пока не скажу, — уточнил слегка пьяненький девичий голосок, — Чуть