– Ты прямо так и пойдешь? Смотрится симпатично.

– Гранж возвращается в моду. Я предвосхищаю все модные тенденции.

Мама подошла к мольберту и ахнула:

– Какая красота! – Она обняла меня за плечи и прижалась виском к моему виску. – Ты такая талантливая, а я прямую линию не в состоянии провести. И в кого ты только такая пошла?

Второй возможный источник моего таланта мы обе обошли молчанием.

Она взглянула на мои перепачканные угольной пылью руки:

– Талант талантом, но, может, тебе стоило бы принять душ?

– Я – за.

Из ванной показалась Элль, уже успевшая навести красоту за нас двоих. На ней были узкие джинсы и футболка, словно бы невзначай обнажавшая одно плечо. Тот, кому она сегодня вечером собиралась строить глазки, определенно обратит на нее внимание, а заодно и все остальные зрители мужского пола, которые будут в зале. Несмотря на собранные в небрежный хвост волосы и почти полное отсутствие макияжа, не заметить Элль бы ло трудно.

Еще одно различие между нами.

Я поплелась в ванную. Тягаться с Элль все равно было бессмысленно. Так что, если мне удастся отскрести из-под ногтей уголь, это уже вполне можно считать победой.

Когда я вышла, мама с Элль о чем-то шептались.

– Что у вас там за секреты?

– Ничего. – Мама помахала в воздухе объемистым пакетом. – Я тут кое-что прикупила. Подумала, они могут тебе пригодиться. Чем не доказательство моих сверхъестественных способностей?

Я узнала знакомый логотип на боку пакета.

– Это то, что я думаю?

Она пожала плечами:

– Не знаю, не знаю…

Я вытащила из пакета коробку и скинула крышку на пол. В волнах упаковочной бумаги лежали черные ботинки с кожаными ремешками, которые застегивались на пряжки по бокам. Я видела их, когда мы несколько недель назад ходили по магазинам. Они были идеальны: необычные, но не чересчур.

– Я подумала, они будут отлично смотреться с твоей униформой, – сказала мама, имея в виду черные джинсы и выцветшие футболки, из которых я не вылезала.

– Они будут потрясающе смотреться с чем угодно. – Я натянула ботинки и принялась крутиться перед зеркалом.

Элль одобрительно кивнула:

– Действительно классные.

– Пожалуй, они будут смотреться лучше, если ты снимешь халат. – Мама помахала в воздухе черным флакончиком. – И подкрасишь ресницы.

Я терпеть не могла красить ресницы. Тушь была как отпечатки пальцев на месте преступления. Если случалось расплакаться, избавиться от черных потеков под глазами потом было невозможно, а это почти такой же позор, как разреветься у всех на глазах.

– Это всего лишь поход в кино, и потом, я каждый раз умудряюсь размазать ее по лицу, когда крашусь.

Или несколько часов спустя, в чем я убедилась на собственном горьком опыте.

– В этом деле есть одна хитрость. – Мама остановилась передо мной и взмахнула кисточкой. – Посмотри-ка вверх.

Я подчинилась, надеясь, что в результате буду больше походить на Элль и меньше – на серую мышку.

Элль из-за маминого плеча смотрела, как она наносит очередной липкий слой туши.

– Я бы за такие ресницы душу дьяволу продала, а ты их даже не ценишь.

Мама отступила на шаг, чтобы полюбоваться делом своих рук, потом вопросительно взглянула на Элль:

– Ну, что скажешь?

– Потрясно! – Элль с размаху плюхнулась на постель. – Миссис Уотерс, вы – супер.

– Чтобы дома были до полуночи, а не то я стану значительно менее супер, – предупредила мама, выходя из комнаты.

Из-за угла выглянул Элвис.

Я подошла, собираясь взять его на руки. Он замер, не сводя с меня глаз, потом развернулся и рванул прочь.

– Какая муха укусила нашего Короля? – поинтересовалась Элль, назвав Элвиса своим излюбленным прозвищем.

– Он вообще в последнее время ведет себя странно.

Углубляться в подробности я не стала.

Мне очень хотелось забыть о кладбище и о девушке в белой ночной рубашке. Но, несмотря на все старания, мне не удавалось ни выкинуть из памяти ее босые ноги, не касающиеся земли, ни отделаться от чувства, что я не могу перестать думать о ней не просто так.

Когда Элль высадила меня перед домом за пять минут до полуночи, в окнах было темно. Это было странно, потому что мама никогда не ложилась, не дождавшись меня. Она любила сидеть в кухне, пока я опустошала холодильник, попутно развлекая ее слегка отредактированным отчетом о событиях вечера. После моего добровольного заточения ей забавно будет узнать, что ничего не изменилось.

Элль таскала меня за собой по фойе, пока сама кокетничала с парнями, с которыми никогда в жизни не стала бы встречаться, и мне пришлось, изнывая от неловкости, мучительно выдумывать темы для разговоров с их друзьями. Хорошо хоть никто не задавал никаких вопросов про Криса.

Я повернула в замочной скважине ключ и открыла дверь.

Она даже света нигде для меня не оставила.

– Мама?

Может, уснула?

Я щелкнула выключателем на стене в коридоре. Ничего не произошло. Наверное, отключилось электричество.

Весело.

В доме было темно, хоть глаз выколи. У меня закружилась голова, в животе стало холодно от страха.

Я вцепилась в перила и сосредоточилась на верхней ступеньке, пытаясь убедить себя, что не так уж и темно.

Потом медленно двинулась по лестнице вверх.

– Мама?

Едва я очутилась на площадке второго этажа, как задохнулась от ударившего в лицо порыва холодного воздуха. Должно быть, с тех пор как я поехала в кино, температура на улице упала градусов на двадцать[4]. Мы что, забыли закрыть окно?

– Мама?

Неожиданно вспыхнул свет, и по узкому коридору протянулись длинные тени.

Чувствуя, как меня охватывает паника, я свернула к двери в мамину спальню. И сно ва воспоминание о том, как я сидела в тесном убежище в мамином шкафу, накрыло меня.

«Не думай об этом».

Я сделала еще один нерешительный шаг.

Дверь была открыта, комнату заливал помаргивающий бледный свет. Тут было еще холоднее, и от дыхания изо рта шел пар.

Я подошла ближе, и в нос ударил какой-то едкий запах, похожий на застарелую вонь табачного дыма. Внутри у меня мгновенно все смерзлось от ужаса.