– У нас были проблемы в браке, но мы их решали.

– До или после того, как Изабелла изменила вам? Вас факт ее неверности, наверное, вывел из себя. Вам позволялось гулять направо и налево, но ей подобное было непростительно.

Собек ответил не сразу. Он глубоко вздохнул и, судя по всему, медленно про себя считал до десяти.

– Вы так и не ответили на мой вопрос. Вы думаете, это я убил жену?

Уинтер смахнул воображаемую пыль с силовой установки и сел. Это был самый чистый спортзал из всех, что он видел. Из сидячего положения ему приходилось задирать голову и смотреть на Собека снизу вверх, но это его не беспокоило. Он мог позволить себе не думать об этом, и это уже являлось признаком силы.

– Полиция потратила много времени, сил и средств на проверку вашей подноготной. Картина вырисовывается такая, что вы были зациклены на деньгах и вам было абсолютно все равно, через кого переступать на своем пути. Но давайте будем честны сами с собой: невозможно заработать состояние на акциях, играя честно. Вы обманывали своих клиентов, жену, вы обманывали всех, кто подворачивался под руку. Важно было одно – заработать бабки. Будь Гордон Гекко реальным человеком, он бы первым пожал вам руку и пригласил вступить в члены клуба.

– Но человек может измениться.

– Мой жизненный опыт говорит о том, что эти изменения бывают крайне незначительны.

– А я говорю, что может. Когда Изабелла умерла, мне пришлось сделать много неприятных открытий о себе. Но я честно признал эти пороки и искренне верю, что сейчас, пройдя через все это, я стал лучше.

– Приятно слышать, но меня не интересует ваше прошлое. Мне важно одно – чтобы со мной вы играли честно. Можете?

– Конечно. Ну так что, вы считаете, что это я убил жену? – не унимался Собек.

– Нет, не считаю.

Собек еле заметно кивнул.

– Спасибо за честность.

– Хорошо, моя очередь спрашивать. Что за ключ у вас на шее?

4

Собек привел их назад, в холл, и повел через коридор по другую сторону лестницы. Дверь в конце коридора была заперта на тяжелый навесной замок. После всех высокотехнологичных охранных средств он смотрелся довольно неуместно и казался, скорее, символическим предметом с весьма условной охранной функцией. Такие отжимаются монтировкой за две секунды. Человек, немного знакомый с отмычкой, справился бы за пять секунд. Собек снял с шеи ключ и открыл замок. Толкнув дверь, он отошел в сторону.

Уинтер и Андертон вошли в кухню. Собек так и остался за дверью и не отрываясь смотрел на них из проема. Окна были зашторены, и в сумраке комнаты мебель отбрасывала мрачные тени. Уинтер включил свет. Все выглядело так, будто минуту назад здесь еще работала полиция. Куда ни брось взгляд – всюду присутствовали следы взрыва: валялись опрокинутые стулья, стены, мебель и плитка были в черных пятнах. Закрыв глаза, легко было ощутить запах взрыва – такой же, что и запах петард в День независимости, только с привкусом обгоревшего мяса. Мебель была покрыта тонким слоем пыли и дактилоскопического порошка. Место, куда упала Изабелла, было очерчено мелом, следы которого за годы сильно побледнели.

Стол был рассчитан на шестерых, но стульев было пять. Не хватало того, на котором сидела Изабелла. Четыре стула валялись вокруг стола. Два лежали на боку, а другие два были отброшены от стола, словно сидевшие на них люди вдруг резко встали и ушли. Пятый стул находился в эпицентре взрыва. Уинтер подошел и положил руки на его спинку. Некоторое время он стоял и оглядывал кухню. Он видел, как из проема за ним наблюдает Собек. Андертон тоже смотрела на него. Он взглянул ей в глаза.

– Каково это – сидеть привязанной к стулу с бомбой на груди?

Андертон ответила не сразу. Если она хотя бы наполовину соответствует его представлению о ней как о следователе, она должна была представлять себя на этом стуле много раз. Ведь просто понять мотивацию преступника недостаточно. Нужно еще понять и проникнуться чувствами жертвы.

– Это ужасно, – наконец проговорила она. – Это совершенно и бесконечно ужасно.

– И вот еще что – Изабелла стала первой жертвой. Ей было тридцать, она была здорова и хороша собой, впереди вся жизнь. Она даже не поняла, скорее всего, что происходит: какой-то человек ворвался в дом, привязал ее к стулу и ушел.

Андертон не сводила глаз со стула, пытаясь представить себе, что испытывала Изабелла, сидя на нем.

– Когда она услышала, что Собек пришел домой, она, скорее всего, попыталась его предупредить, но это ей не удалось, потому что рот был заклеен изолентой, – продолжила Андертон. – Он открывает дверь и – бах!

– Теперь перенесемся на год вперед. На этот раз жертва – Алисия Кирчнер. Огромная разница между ними в том, что Алисия уже точно знала, что происходит. В новостях только и говорили про убийство Изабеллы Собек, она не могла не слышать о нем. А когда знаешь, что будет дальше, – страха на порядок больше.

– А еще через год, – перебила его Андертон, – новая жертва – Лиана Хэмонд, азиатка, убийство которой подняло этот страх на уровнь выше. Раньше он нападал только на белых, и она до последнего должна была чувствовать себя в безопасности. После ее убийства страха стало еще больше.

– Вынужден признать, что организовывать убийства в один и тот же день в году – уровень гения. И когда весь город чего-то ждет, становится еще страшнее. Кого он привяжет к стулу в этом году? Или, другими словами, что он сделает в этот раз, чтобы все содрогнулись от ужаса?

– Может, следующая жертва будет с черным цветом кожи? – предположила Андертон.

– Он уже дал понять, что выбор жертв не зависит от расовой принадлежности, – покачал головой Уинтер.

– Может, это будет мужчина? Так он сможет продемонстрировать, что никто не застрахован. Страшно станет всем.

– Да, но я не думаю, что он пойдет таким путем. С одной стороны, он основательно всех напугает, но и риски вырастут весьма значительно. Ведь, в общем и целом, мужчины сильнее женщин.

– Поосторожнее с обобщениями. Думаю, тут я смогу с вами поспорить.

– Возможно, но это не меняет общей закономерности. Пока для меня очевидно, что убийца недостаточно развит физически. Скорее всего, он небольшого роста, около 168 сантиметров. Если и выше, то ненамного. И, скорее всего, у него комплекс по поводу своего низкого роста. Жертв он подчиняет не силой, а психологией. Поэтому он не будет нападать на мужчин.

Андертон хотела что-то сказать, но нахмурилась и передумала. Затем ее лицо снова разгладилось. Уинтер понимал, что ее мозг разрывается от мыслей.

– Значит, следующим может стать ребенок?

– Я думал об этом. У серийных убийц имеется своеобразная иерархия. Взрыватели – в самом ее низу. Они трусы. Ниже них только детоубийцы. Тот, кто взрывает ребенка, будет иметь статус ниже плинтуса.

– Ниже плинтуса, – задумчиво отозвалась Андертон. – Будем надеяться, он на это не пойдет.