В одно мгновение, как по расписанию, мое сердцебиение вернулось в норму, как это было множество раз до этого перед множественными аудиториями. Сработал накопленный опыт, и уверенность моя вернулась. В своем сознании я владел залом, и по-другому быть не могло. В каком-то смысле они пришли, чтобы сдаться мне. Все, что я должен был сделать, — показать, что я это знаю. Для этого я должен был заговорить.

Я сделал два глубоких вдоха и оглядел публику. Я улыбнулся. Я был счастлив находиться на сцене — счастлив искренне. Я был рожден для сцены. Здесь я ощущал себя как дома.

Я подождал, когда закончатся аплодисменты. Когда это произошло, я еще немного подождал, как обычно. Когда ты стоишь перед публикой, ощущение времени исчезает. Из-за этого неопытные докладчики говорят слишком быстро. Мысленно я включил внутренние часы так, чтобы они совпадали с ощущением времени аудитории. А еще я хотел, чтобы они побыли немного в тишине — это возбуждало интерес. Из опыта я знал, что тем, кто пришел, часто любопытно услышать голос создателя Дилберта. В тот день я тоже этого ждал.

На этом этапе у вас может возникнуть вопрос: каким нужно быть идиотом, чтобы поставить себя в такое унизительное положение перед огромным количеством людей?

Это справедливый вопрос. Ответ будет длинным. Он займет всю книгу. Короткий вариант ответа звучит так: я годами взращивал в себе особые отношения к неудаче. Я призывал ее. Я переживал ее. Я ценил ее. А потом я брал из нее все, что мог.

Неудача всегда несет с собой что-нибудь ценное. Я не отпускаю ее, пока не извлеку эту ценность. У меня длинная история получения выгоды из неудач. Моя карьера автора комиксов, например, прямой результат неудачи, приведший к успеху в корпоративной среде.

В тот день выступления я искал закономерность. Мне нужно было понять, почему я мог говорить при некоторых обстоятельствах нормально и не мог при других? Имели ли значение обстоятельства? Связано ли это с уровнем адреналина, тональностью моего голоса или с отделом мозга, отвечающим за память? Я думал, что, если я найду закономерность, я смогу найти ключ к решению моих проблем с голосом. Будет ли голос работать перед аудиторией как обычно, лучше или хуже? Я был близок к тому, чтобы узнать это.

Я открыл рот и начал говорить. Я звучал не как обычно, но мог говорить, правда, скрипучим голосом. Многие, наверное, подумали, что я простудился. Я говорил сорок пять минут, показывал комиксы, которые меня очень выручали, и развлекал анекдотами. Публика все это съела.

Как только я сошел со сцены, я сразу же утратил способность разговаривать. Как только изменились обстоятельства и я произносил уже не заученную речь, а должен был вести обычную беседу, связки заблокировались.

Черт, проблема была определенно в моей голове.

Последующие три года я искал схему, которая показала бы мне, в чем решение моих проблем с голосом, и тогда бы я, наконец, перестал вести жизнь призрака в обществе. В течение всей книги я буду рассказывать, как проходили мои поиски. Расставить опорные точки в этой истории просто необходимо. Я знаю, что такое поймать неудачу и сжимать ее горло до тех пор, пока она не изрыгнет комок с удачей.

Вы часто можете услышать от успешных людей, что нужно следовать своему пристрастию. Когда вы слышите это впервые, заявление кажется разумным. Ваша вера, скорее всего, даст вам энергию, сопротивляемость и решимость. Люди, страстно относящиеся к делу, часто более убедительны. Это вроде хорошо, правда?

А вот вам контраргумент: когда я работал специалистом по кредитованию в большом коммерческом банке в Сан-Франциско, мой босс учил нас никогда не выдавать кредит человеку, у которого есть пристрастие. Например, вы не захотите дать деньги любителю спорта, который хочет открыть спортивный магазин, потому что у него страсть ко всему спортивному. Дать ему кредит будет плохим решением. У него неправильное основание для своего предприятия.

Мой босс, который тридцать лет проработал в коммерческом кредитовании, говорил, что самый лучший клиент тот, у которого нет никакого пристрастия, кроме как усердно работать над цифрами на бумаге. Возможно, когда клиент просит кредит, чтобы открыть прачечную или инвестировать во франшизу ресторана быстрого питания, его проекты могут показаться скучными. Но такому человеку можно выдавать кредит. Нужен зануда, а не человек, который любит свою работу.

Ну и кто прав? Является ли пристрастие инструментом на пути к успеху или оно делает человека иррациональным?

Моя гипотеза состоит в том, что люди с пристрастиями больше склонны рисковать для достижения своих целей, и среди них много тех, кто потерпел неудачу, и тех, кто добился большого успеха. У людей с пристрастиями, потерпевших неудачу, просто нет возможности рассказать нам о ней. А те, кто достиг успеха, пишут книги и дают интервью о секрете своего успеха каждый день.

На самом деле эти успешные люди хотят, чтобы вы поверили, что успех — это следствие их совершенства, но при этом хотят казаться скромными. Вы не можете быть скромным, если говорите: «Я добился успеха, потому что я умнее, чем среднестатистический человек». Но вы можете сказать, что ваша страсть была ключом к успеху, потому что у каждого есть свое пристрастие. Про пристрастие звучит более приемлемо. Если ты дурак, то с этим ничего не поделаешь, а вот пристрастие мы можем приобрести при определенных обстоятельствах. Пристрастие воспринимается как нечто демократическое. Это человеческий талант, который может быть у каждого.

Это тоже чушь.

Легко иметь пристрастие к успешным проектам, но это искажает в нашем воображении значимость пристрастия. Я был вовлечен в несколько десятков предприятий в течение своей жизни, и каждое вначале меня восхищало. Это даже можно было назвать страстью. Те, которые не удались — а это большая часть, — остужали мой пыл по мере того, как завершались провалом. Те, которые срабатывали и становились успешными, вдохновляли все больше.

Например, когда я вместе со своим партнером вложил деньги в ресторан, мое воодушевление не знало границ. И в первый день, когда очередь в наш ресторан выстроилась во весь квартал, я был еще больше окрылен. В последующие годы, когда бизнес начал нас мутузить, страсть превратилась в расстройство и раздражение. А пристрастие испарилось.

С другой стороны, Дилберт родился в результате моего поиска схемы, как стать богатым. Когда я начал смотреть на него как на успешный проект, то осознал, что он может стать моим счастливым лотерейным билетом. Оглядываясь назад, мне кажется, что это был проект, к которому я был наиболее пристрастен, но в то же время он был жизнеспособным проектом. Но, если быть объективным, уровень пристрастия рос соответственно успеху. То есть успех был причиной моего воодушевления больше, чем пристрастие было причиной моего успеха.