Жизнь у меня пошла ой какая нескучная!

Это я поначалу хандрил: вот, занесло в Тремезианский пояс, работаю натурально волом, никакого смысла и ни одного просвета. Думал, умру со скуки! А потом такое завертелось! Ну да вы, наверное, помните.

И со смыслом вышел полный порядок, товарищи из Глобального Агентства Безопасности постарались. Достань-ка нам, бывший кадет Румянцев, информацию о свежеоткрытой агрессивной ксенорасе, раз у тебя так здорово получается попадать в неприятности.

Агрессивная ксенораса — это неприятность? Факт!

Значит, статистически ты, дорогой друг, имеешь все шансы угодить в нужное время и нужное место. А вот тебе на запястье шпионский агрегат, который нам все-все зафиксирует…

Со смыслом и развлечениями, значит, наладилось.

Плохо получалось с практическим воплощением твердой морали русского офицера, пусть и несостоявшегося. Что случилось вы, мои внимательные читатели, конечно же помните: Андрея Румянцева заарканили пираты! А он, то есть я, кричал в эфир на всю Галактику, что просто мечтает попасть в их дружный коллектив!

Попробовали бы вы не кричать! Истребитель-то мой засасывала черная дыра по имени Проклятая Шао, а единственной посудиной с движками подходящей мощности, способными побороть тяготение сего пренеприятного релятивистского объекта, на много-много миллионов кэмэ вокруг был «Левиафан» — чертов рейдер «Синдиката TRIX». На борту его имелась теплая компания, а заодно — Тойво Тосанен, хитрый двуличный финн, который всю эту колбасу и закрутил.

Именно он угнал с орбитальной станции «Тьерра Фуэга» сверхсекретный истребитель, я бросился его догонять через Х-ворота и оказался прямо в жо… в окрестностях Проклятой Шао. Где меня и поджидала небогатая альтернатива: быть разорванным на куски гравитацией смертоносного природного феномена или оказаться на борту «Левиафана». Я закономерно выбрал второе и попал в ряды инсургентов — скомпрометированный в глазах общественности по самую макушку.

Лучше позор, чем лютая смерть, скажете вы? Черт его знает, отвечу я.

Потому что не одним позором здесь пахло, ой не одним позором!

Итак, «Левиафан».

Я стоял на ангарной палубе контейнеровоза, перестроенного в авианесущий рейдер, а напротив маячила неприятная белобрысая башка Тойво Тосанена. Близ моего флуггера околачивалась встречающая делегация из пяти пиратов: потертые летные комбезы, куртки на вакуумных застежках, кепки и банданы — шваль на первый взгляд.

Зато пять стволов внушали уважение!

Так что не стал я дерзить, показывать характер и все такое. Да и поздно было дергаться: куда ты денешься с чужого звездолета в космосе?

— Тойво, — сказал я, — даже не знаю: расквасить твою отвратительную харю или благодарить за спасение ценного летного кадра в моем лице?

— Это Кормчему решать насчет благодарности, — ответил финн. — Да и ценность свою ты еще должен доказать. А вообще рад тебя видеть! Я же говорил, что мы еще встретимся, Андрей!

Тосанен расплылся в улыбке, хрен его знает — то ли издевательской, то ли в самом деле радостной.

— В любом случае без тебя я бы пропал…

— Зато без меня ты бы здесь и не оказался!

— Тоже верно.

— Гляди веселей. «Синдикат» — это тебе не унылый «DiR».[1]Здесь возможности, деньги, только успевай поворачиваться!

При этих словах один из пиратов покачал стволом пистолета и посоветовал завязывать с трепотней. Как будто это я трепался, а не Тойво!

— Шагай давай! Место твое в карцере, а там поглядим, что с тобой делать!

— Хоть скафандр снимите, сволочи! — взмолился я. — Это же боевой «Гранит», я его сам не осилю!

— Шагай, говорю! Щас мы тебя изолируем от приличных людей, а потом разберемся. — И пират задал мне направление, ткнув пистолетом в поясницу.

Был сильный соблазн дать ему в будку, отобрать оружие и устроить ха-а-ароший такой тарарам. Тем более что его пукалка меня даже не поцарапала бы — «Гранит» сооружение серьезное. Но я соблазн поборол.

Кроме пистолета на меня глядели зрачки двух ижевских всережимных винтовок «Вепрь». Вот это аргумент стопроцентно весомый — прошьет насквозь и не заметит. Да и народу на палубе было многовато. Всех не передавишь. Словом, я послушно зашагал прочь из неожиданно ухоженного ангара, забитого разномастными флуггерами.

— Слушай, — спросил я конвоира, когда меня завели в лифт, — а где вы всережимные винтовки достали? Это же армейский стандарт, в магазине такое не купишь!

— Много разговариваешь, — буркнул тот. — Переставляй конечности, чоп-чоп!

— Да ладно, брат! Я же теперь свой! — начал балагурить ваш покорный слуга, потому что нервничал очень. — Трудно сказать?

Конвоир взъярился:

— Я тебе сейчас ногу прострелю! Из этого самого армейского стандарта! Сказано: заткнись и шагай!

Я заткнулся и пошагал, что оставалось делать…

В карцере мое многострадальное, перегрузками топтаное тело освободили от скафандра, обыскали, отобрали нож и дали несколько ободрительных звиздюлей — для понимания, не иначе.

— Бывай, ценный кадр! Покадрись тут пока! — сказал напоследок конвоир, после чего очистил помещение вместе с подручными и моим скафандром.

Я вытер кровь с лица — спасибо хоть платок оставили — и с наслаждением вытянулся на узкой, жесткой банке, которая составляла весь нехитрый интерьер карцера.

Скоро начались фокусы с тяготением — это пиратский рейдер выходил на разгонный трек. А потом накатила тошнотворная волна Х-матрицы.

«Последний Ковчег» — знаменитую пиратскую базу — в первый раз рассмотреть не удалось. Много рассмотришь, пока тебя ведут из одного карцера в другой?

Я успел лишь подивиться тому, что порядка там было заметно больше, чем на «Тьерра Фуэге». Ни ржавчины, ни облупленной краски, ни праздношатающегося персонала. Все это сильно расходилось с моими представлениями о пиратах — этакой банде тотальных разгильдяев. Дисциплина, по всему видать, держалась на уровне. Не военфлот, конечно, но и не веселые гопники, чей досуг на девяносто девять процентов состоит из пьянства и поножовщины, как обещают книжные и синематографические штампы.

Потянулись часы одиночества, тягучие словно клонский рахат-лукум, пряные нервным ожиданием и откровенным страхом будущего. Ничего хорошего в этой компании меня не ждало — так говорили и моя интуиция, и житейская логика.

Часы складывались в дни, а всех развлечений было кот наплакал. Миска пищевого концентрата и кружка воды, изгаженной сотым циклом регенерации, в сутки. Плюс дырка в полу, которая именовалась, насколько я помню, парашей. В нее я справлял нужду, ее же и нюхал всю дорогу, так как среди нагих стальных стен с другими впечатлениями было туго.