ответить только то, что он боится, что смерть принесёт ему ещё большее одиночество, чем даже то, которое он имеет хоть в самый ужасный свой период жизни. Надежда на счастье, а любовь непременно таковой является, погибает только после человека, никак не до. Думаю, что как-то так, — неизвестно отчего Ольга Фёдоровна расхохоталась, и тут же, как бы опомнившись, умолкла.

— Что ж, думаю, что вы в какой-то мере правы… но неужели вы считаете, что настоящей любви не существует?

— Почему? Нет, думаю, что существует. Между насекомыми, например. Думаю, что муравьи по-настоящему любят свою королеву, всё-таки они за неё готовы умереть не раздумывая, а это, пожалуй, и есть самые верха взаимоотношений. Но в людях этого нет. В нас, в отличии от муравьёв, есть одна способность — мыслить. Мыслит ли муравей, или он действует по инструкциям, заложенным в него многомиллиардным опытом? А если и мыслит, то почему он продолжает любить свою королеву? Да, муравьи, быть может, существуют лишь для того, чтобы воспроизводить самих себя, а значит, нужно полностью произвести цикл: вывести принцев и принцесс, сопроводить их полёт, защищать королеву. И много ли в этом мышления? Я считаю, что если существо мыслит, то оно никак не может жить в череде «одинаковости». Этак и с ума сойти можно, — Ольга Фёдоровна звонко рассмеялась, отчего-то с силой пнула стул, заскрипевший о пол и упавший набок.

— Что это за шум? — спросил почему-то взволнованно Алексей Владимирович.

— О, не обращайте внимания, это я так, играючи…

Пауза. Алексей Владимирович решился на вопрос, ставший вдруг усиленно терзать его:

— А у вас… — он почему-то даже перешёл на шёпот, — были отношения?

— Да, были… они были, если подумать, ненастоящими. Он оказался козлом, а я дурой, всякое, в общем-то, бывает в жизни… но знаете, мне вот почему-то кажется, что человек, посвящая какую-то часть своей жизни любви, неуклонно пытается найти это мифическое «настоящее». Но ведь это даже в какой-то мере и мило, и очень-очень глупо, вы согласны? Человек, существо, способное мыслить, идеально, по-настоящему может любить лишь собственное отражение. А остальное, все эти слова, так… ради присказки, что ли, прелюдия к чему-то большему… ну, вы меня поняли, к семье, например…

— Думаю, что, пожалуй, человек действительно старается найти настоящую любовь. Вы правы, конечно, что мило и глупо, знаете, наверное, как бывает: смотришь на человека и видишь в нём идеал своих мечтаний, воплощение всего самого светлого, что только существует на белом свете… а потом оказывается, что она занята, или того хуже, ты побоялся подойти, и её увели, будто на удочку поймали!.. — он засмеялся и тут же из-за болезни раскашлялся, — словно женщина для мужчины — царь-рыба какая! Главное, конечно, чтоб такая рыбёха не была, как в рассказе Астафьева…

— А вы слышали выражение: «мужчина в женщине ищет зеркало, а женщина в мужчине — нож?».

— Нет, признаться честно, впервые слышу.

— Удивительно, но мне в какой-то момент действительно этого хотелось…

— Хотелось умереть?..

— Нет, хотелось, чтобы нашёлся такой, кто бы меня из любви убил. Странно звучит, понимаю. Но вообразите, это-то — наивысшая форма любви, даже выше настоящей. Тут человек не только дарует тебе свою жизнь, но и забирает её в свои владения, то есть вы как будто объединяетесь… не знаю, трудно вот так это выразить по телефону… Как бы человек сначала отдаёт всего себя, а потом то, что вышло после совместного синтеза во веки вечные забирает себе или из сильной ревности забирает душу любимой… не знаю, забудьте…

— Пожалуй, мне это не совсем понятно. Всё-таки мне казалось, что каждый ищет в другом самого себя, и чтобы нож… вы из-за этого расстались?..

— Отчасти, знаете ведь, как бывает, женщина — очень противоречивое существо, которое никогда не будет до конца понято мужчиной, и это, конечно, логично, вследствие физиологических особенностей хотя бы. Так, к тому же, женщина обожает преувеличивать, я, можно сказать, допреувеличивалась, ему это не понравилось, он из тех, кому была нужна сильная и независимая, а не размазня, какою пребываю я, цели у него, как у всех мужчин, наполеоновские, думаю, что Наполеоном и закончит…

— Зачем же преувеличивать?

— Вот видите, вы не понимаете. Я постараюсь объяснить, хотя это будет и весьма тяжело, всё же пропасть между полами неустранима… женщине, которой нечего особенно рассказать, а непременно хочется впечатлить мужчину, приходится чуть-чуть приукрашать объективную действительность. Если же говорить серьёзно (хотя это, пожалуй, самая логичная версия, которая может быть дана мужчиной о женщине), то это такая своеобразная игра. Отчего же нет? Ведь всегда же приятно, чтобы кто-то позаботился, как, скажем, муравей о муравье, или даже муравей о королеве, приятно, когда кто-то вступается за тебя, вырастает стеной, за которой можно и укрыться, и передохнуть. Взамен, если это отношения муравья с муравьём, то можно и поухаживать, облагородить эту стену, если же это не так, или этой стене и не нужно, то… впрочем, признаться честно, я не совсем понимаю антипод «настоящей любви» — куртизанство…

А у вас… вы были в отношениях?

— Честно говоря, никогда.

— Отчего же так? — Ольга Фёдоровна с телефоном наперевес и с нечего делать, и из взыгравшей лёгкости улеглась на пол, смотря в растрескавшийся потолок и воображая на нём голубое небо.

— Не могу найти себе оправданий, хотя их было тысячи… а теперь как-то не могу найти ни одного, которое бы сгодилось вам.

— Стеснение? Боль? — нахмурилась Ольга Фёдоровна.

— Скорее, боль. Ну да, как мне кажется, эта тема должна быть под неким запретом, как и ваша с отношениями…

— Почему же? Она не под запретом!

— Почему же вы режете себя до сих пор?

Воцарилась гробовая тишина. За это время Ольга Фёдоровна прикусила губы, раздумывала. Алексей Владимирович же, вцепившись в красную трубку пальцами, слушал и томительно ждал ответа, отчего-то он думал, что непременно прав в этом отношении.

— Что же, да, вы проницательны, — медленно и с осипшим голосом заключила Ольга Фёдоровна, одобрительно вздохнув, — я истязаю себя из-за тех злополучных отношений, знаете, им в июле третий год минёт, а я всё никак не могу это отпустить… уж, что скрывать, вы знаете, из-за этого прозвана сумасшедшей…

— Три года, если подумать, — большой срок, — сърезюмировал Алексей Владимирович.

— Не нравоучайте то, что не понимаете! — по-детски недовольно засмеялась Ольга Фёдоровна, — я, между тем, ему одному всю себя завещала, можно сказать, строила вашу чёртову «настоящую любовь». Да что толку, если ему это оказалось ненужно?

— Но неужели никак нельзя это перешагнуть? Ведь надо же идти дальше…

— Вы, похоже, по образованию