– Что-нибудь еще, сэр? Приготовить одежду для гольфа?

Перспектива носиться по просторам Суррея в тщетных поисках затерявшегося среди вересковых зарослей белого мячика почему-то уже не казалась привлекательной.

– Не время для гольфа.

– Как скажете, сэр. Час назад заходил джентльмен, хотел вас видеть, но я ему сказал, что вас нельзя беспокоить. Некий мистер Бичинг. Обещал вернуться в одиннадцать.

– Боже правый! Неужто Вуди Бичинг?

– Он назвал только фамилию, сэр.

– Высокий такой, с ястребиным взором?

– Некоторое сходство с хищной птицей присутствовало, сэр.

Еще в раннем детстве мы с Перегрином Вуди Бичингом были практически назваными братьями – с первого дня в начальной школе и до выпускного бала в Оксфорде. Наши родители дружили, а мы с Вуди в детстве в какие только переделки не попадали! Мне в жизни везет на приятелей, но ни с кем не было такой братской дружбы, как с этим самым Бичингом.

– Славный старина Вуди! Он все такой же комок нервов?

– Джентльмен в самом деле казался слегка взволнованным.

Я рассмеялся, но веселый смех умолк при новом взгляде на залитую чаем газету.

– А зачем он приходил?

– Хотел спросить моего совета, сэр.

Это меня удивило. Вуди, хоть и трепыхается по всякому поводу, мозгами не обижен. С тех пор как окончил университет, он работает в суде лорд-канцлера и, насколько я себе представляю, с легкостью находит ответы на разные трудные юридические вопросы.

– Дживс, я заинтригован!

– Как я понял, сэр, здесь деликатное дело. Мистер Бичинг, вы знаете, обручен с мисс Амелией Хаквуд. Похоже, путь их великой любви оказался несколько извилист. Мистер Бичинг не пожелал вдаваться в подробности, пока не возобновит своего знакомства с вами, сэр.

– И правильно! – одобрил я, глядя на часы.

Времени как раз, чтобы хватило умыться, побриться и приготовиться к встрече с Вуди. Поручив Дживсу приготовить яйца в мешочек, а бекон прожарить как следует, я воспрял с одра ночной дремоты и на всех парах помчался в ванную.

В назначенное время благоуханный после купания, хотя и несколько задумчивый Бертрам встретил у дверей своего старинного друга – Перегрина Вуди Бичинга.

– Берти, здравствуй! Необычно раннее пробуждение для тебя, – заметил Вуди, небрежно швырнув шляпу Дживсу.

– Я уже давно встал, – ответил я холодно. – Меня мучают заботы.

Вуди приподнял бровь, но промолчал, хотя ответ явно вертелся у него на языке – наверняка какая-нибудь колкость в мой адрес.

– Господи боже! – воскликнул он, входя за мной в гостиную. – Ты отрастил бакенбарды? Собираешься на маскарад в костюме славного разбойника Билли Кида?

– На Лазурном берегу этой весной все их носили, – ответил я с достоинством. – Спорим, к августу и ты себе заведешь такие.

– Разве только мне вдруг захочется изобразить из себя «Мыльного» Сида и с треском вылететь из адвокатской коллегии. А что Дживс о них думает?

– Не спрашивал, – ответил я небрежно. – Мнение Дживса по этому поводу меня не интересует.

Мы еще поболтали немного, а потом Вуди наконец перешел к делу.

– Понимаешь, Берти, я вообще-то пришел посоветоваться… с тобой или, вернее, с твоим замечательным камердинером. Только вопрос довольно… деликатный.

Дживс просочился в комнату, как только закончился сеанс дружеских воспоминаний, и теперь, словно охотничья собака, ждал команды «апорт».

– Вуди! – сказал я. – Вспомни, с кем ты разговариваешь. Могилы болтливы и гробницы разговорчивы по сравнению со мной. Скажите, Дживс!

– Ваша способность хранить секреты общеизвестна, сэр.

Вуди тяжело вздохнул.

– Речь идет о женщине…

– На устах моих печать!

– Точнее, о трех женщинах.

– Тем более!

– Ее имя… А, черт возьми, скажу сразу: ее имя – Амелия Хаквуд.

– Вуди, дружище, тоже мне новость! О вашей помолвке писали в газетах.

– Зря писали. Амелия разорвала помолвку.

– Сочувствую, старина!

– Я знал, что ты меня поймешь, Берти. Беда в том…

– Открой мне душу, Вуди.

– Амелия – самая чудесная девушка на свете. Я готов молиться на траву, по которой ступают ее теннисные туфли, на паркет, по которому порхают ее бальные туфельки, на…

– Мы поняли!

– Видели бы вы ее с ракеткой в руках! Как она проносится по корту, как мелькают загорелые ноги… Боже правый, она даже умеет выполнять удар слева!

Вуди еще долго излагал нам замечательные качества Амелии, а я старался не встречаться взглядом с Дживсом. Среди прочих ее талантов были – обширные познания о чешуекрылых (то есть, как я позднее узнал, о бабочках), виртуозная игра на скрипке, которую Вуди сравнил с искусством Паганини, и самое главное – горячая привязанность к В. Бичингу.

Увы, в емкость с душистым медом замешалась основательная каплища дегтя: Амелия оказалась одной из тех девушек, что, будучи щедро одарены природой, все же испытывают необъяснимую тревогу, когда любимый человек разговаривает с какой-нибудь другой особой женского пола. И вот однажды за ужином в Мелбери-холле, фамильной резиденции семейства Хаквуд в Кингстон-Сент-Джайлз, в Дорсетшире, Вуди не сумел вовремя пресечь излишнюю общительность местных девиц.

– Берти, я тебе клянусь – ничего такого в этом не было! Просто среди гостей попались две цветущие поселянки. Я проявил учтивость, не более. Думал, надо ради Амелии поддержать общую беседу. И вдруг бац – мне зачитывают приговор. Амелия сказала, что ей невыносимо представлять себе совместную жизнь с мужем, который флиртует с каждой юбкой, и что помолвка отменяется.

– Сурово, – отозвался я. – Ты подожди, она успокоится и передумает.

– Ты не знаешь Амелию!

– Увы, не имею счастья быть знакомым…

– Она употребила довольно-таки резкие выражения. Обвинила меня в том, что я, глядя на одну из этих девиц, пускал слюни!

– Ну, это уже слегка, знаешь ли…

– Барышня пару раз провела ладошкой по моему рукаву. Что я должен был сделать? Вмазать ей в челюсть?

– Можно было, например, встать и пойти за сандвичами.

– Да говорю же, ничего такого не было! Симпатичные девушки, но рядом с Амелией они… они…

Раз в жизни адвокатское красноречие иссякло, хотя, по всей вероятности, Дживс мог бы подсказать нужный оборот. Я взглянул на него вопросительно.

– Всего лишь пыль под ее колесницей[2], сэр?