– Я здесь кое-что потеряла, – промурлыкала я, проведя пальцами за его ухом и показывая одну из моих бабочек. – Ты ей нравишься. Хочешь оставить ее себе?

Молодой торговец улыбнулся мне. Он был красив, с каштановыми кудрями и большими, янтарного цвета глазами, обрамленными ресницами настолько длинными, что я ощутила укол зависти.

Правда же, из них с Серелом получилась бы красивая пара.

– Конечно, – ответил молодой человек.

Он смотрел мне в глаза даже слишком искренне, хотя его мысли говорили о полном равнодушии к моей бабочке. Чего ему действительно хотелось, так это доказать безумно богатым и успешным гостям, что он способен постоять за себя – даже самому Эсмарису. Он поднял руку, чтобы забрать у меня сияющую бабочку, но я, кружась и кокетливо улыбаясь, отступила назад.

– Что ты можешь за нее дать?

Гости за плечом молодого человека расступились, и я увидела Эсмариса. Его ярко-красная одежда била по глазам в белом море гостей: ему не требовалось доказывать свое богатство или статус при помощи нарядов. Но он выделялся из толпы не только цветом рубашки. Он производил некое отрешенное, властное впечатление, словно шел по жизни, ожидая, что судьба склонит перед ним голову. Обычно так и получалось.

Со слегка скучающим видом Эсмарис беседовал с каким-то гостем. Его волосы, еще черные, но уже с проступающей сединой, были завязаны в низкий хвост на затылке. Из него выбивалась непослушная прядь, которую Эсмарис то и дело заправлял за ухо. Посреди па он поднял голову, и наши глаза встретились. Мы смотрели друг на друга долю секунды, после чего он спокойно повернулся к своему гостю.

Хорошо. Обычно он не отличался ревностью, но лучше проявить осторожность.

– Ты уже получила мое восхищение, – ответил молодой торговец, и я с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.

– Оно бесценно, – проворковала я. – Но и моя бабочка тоже, разве не так?

Крылья бабочки трепетали на моей ладони. Я сжала пальцы, а когда снова раскрыла их, в руке у меня оказалась маленькая стеклянная копия созданной ранее иллюзии. На миг меня переполнила гордость, и я сама ей залюбовалась. Только недавно я добавила этот номер к своему выступлению.

Брови торговца поползли вверх, и я почувствовала, как в дюймах между нашими лицами пронеслась волна уважительного удивления.

– Это тебе.

– Потрясающе.

Приятная улыбка молодого человека растянулась до ушей. В его потрясенном взгляде я поймала отражение того ребенка, который когда-то завороженно следил за выступлением циркового акробата или рассматривал блестящую игрушку. Когда его красивые глаза снова встретились с моими, между нами возник момент искреннего единения.

Он засунул руку в карман:

– А это тебе, – взял стеклянную бабочку с моей ладони, а на ее место положил пять золотых монет.

Пять.

Золотых.

Я захлопала глазами, на миг лишившись дара речи. Я была вовсе не глупа и прекрасно понимала, что у него есть причина, чтобы со звоном бросить монеты в мою руку, пока глаза всего зала прикованы к нам. Поступок дерзкий, граничащий с грубостью – дать мне деньги и даже не глянуть на Эсмариса, чтобы испросить разрешения. Тем более такую сумму. Многим не нравится, когда у их рабынь вообще есть деньги, и уже тем более не нравится, когда деньги им дают другие мужчины. Эсмарис был довольно великодушен в этом отношении, но пять золотых – по любым меркам это на самой границе благопристойности.

Тысяча два.

Я никак не ожидала добраться до этой цифры сегодня. А также завтра или послезавтра. Я считала удачным днем тот, когда мне удавалось покинуть званый вечер у Эсмариса с десятью серебряными.

Тысяча два. Тысяча два…

– Спасибо, – выдавила я, забыв про кокетство.

Я сжала монеты в кулаке, наслаждаясь их тяжестью, и ссыпала в крошечный шелковый мешочек на бедре.

– Спасибо тебе.

Торговец улыбнулся и кивнул, совершенно не понимая, что он сейчас для меня сделал.

В душе закипали восторг и надежда. На миг я позволила себе окунуться в них с головой. Но тут в мелодию снова вступила арфа, и я поняла, что едва не пропустила свой выход.

Мне хотелось прыгать, кружиться на месте и хохотать. Но меня ждало еще несколько часов выступления. И я снова принялась отсчитывать шаги.

Раз, два, три, четыре…

Но прежде, чем закружиться прочь в танце, я провела кончиками пальцев по щеке торговца и запустила их в достойные восхищения густые кудри. Улыбка не сходила с моего лица. Пока я порхала по мраморному полу, Серел с другой стороны зала поймал мой взгляд и наклонил голову в немом вопросе. Я лишь усмехнулась в ответ. Кто знает, может, он и поймет, что я имею в виду.

Тысяча два.

Моя свобода стоила тысячу золотых.

Глава 2

– Тысяча золотых! – восхищенно присвистнув, повторил Серел и пробежался рукой по светлым волосам, откинув пряди с лица. – У тебя получилось. Как тебе вообще это удалось?

– Восемь лет, – пробормотала я практически себе под нос, потому что в глубине души и сама не могла поверить. – Восемь лет работы.

Я сложила руки на животе и с довольным видом уставилась в потолок. Уставшие донельзя, мы с Серелом растянулись на полу моей скромной спальни. Вечеринка продолжалась до раннего утра, и, хотя Серел явно выглядел готовым рухнуть на кровать, я затащила его в свою комнату. Мне нужно было с кем-то поделиться, и только Серелу я доверяла в достаточной мере.

Я знала, что все равно не засну сегодня. Даже через несколько часов руки все еще дрожали от восторга. Меня убивало, что сегодня не удастся увидеться с Эсмарисом, высыпать ему на стол груду золота и уйти отсюда навсегда. Может, черед пару дней он найдет время встретиться со мной с глазу на глаз.

– Мне он никогда не говорил, что я могу выкупиться, – проворчал Серел.

– Я сама спросила.

– Кто бы сомневался.

– Вернее… я потребовала.

– Да уж, кто бы сомневался.

Я хихикнула. На то время я принадлежала Эсмарису около года и помню, какой богатой себя чувствовала, когда впервые выступила на его званом вечере, где гости то и дело бросали мне серебряные монеты. Целый год я истово собирала их, пока не накопила целых пятьдесят серебряных монет – половину золотого. Для меня, маленькой девочки из деревни, где занимались в основном скудной торговлей, это были немыслимые деньги. В тот вечер, когда я получила последний, пятидесятый серебряный, я направилась прямиком к Эсмарису, высыпала горстку монет в его руки и объявила, что выкупаюсь.

– Ведь это же хорошая цена, – заявила я, очень стараясь выглядеть увереннее.

К тому времени я уже поняла, что все в жизни должно походить на спектакль.

Мне повезло. Другой владелец, скорее всего, приказал бы меня выпороть за такую выходку. Позже, оглядываясь назад, я всегда морщилась от стыда, потому что даже не понимала, насколько мне повезло – в том, что Эсмарис всегда относился ко