– Зачем? Я их по важности рассортировал.

Люди они все известные: раз прочтешь – сразу запомнишь.

– И все-таки, Павел Николаевич, мне кажется, ты что-то напутал. Не могут они быть в одной компании!

– Так выходит, – сказал Бубновский. – Я все проверил и перепроверил. За месяц они раз по десять встречались друг с другом и два раза собирались вместе под Москвой.

– Ну и ну! – присвистнул Каширин. – А если ошибка?

– От ошибки никто не застрахован – ни ты, ни я. Ты просил меня достать на них информацию, я достал. Ты получил, что хотел. А нравится тебе это или нет – не моя забота. Ясное дело, список заговорщиков – не стодолларовая банкнота.

Полковнику Каширину передалось волнение собеседника, что зримо проявилось на его лице.

Веки подрагивали, на скулах заходили желваки, даже на лбу выступили капельки пота.

– Фу, черт, и этот здесь!

– Читай, еще несколько фамилий тебя удивят.

Павел Николаевич Бубновский сидел откинувшись на спинку заднего сиденья с абсолютно бесстрастным лицом. Он свое дело сделал, теперь пусть разбираются те, кто заказывал работу. В конце концов, он не виноват в случившемся, он лишь гонец, принесший плохую весть, лишь зеркало, отразившее реальность.

Полковник ФСБ включил стеклоочистители, и те смахнули с лобового стекла крупные капли.

Теперь улица просматривалась отлично. Город казался абсолютно вымершим. В окнах еще не зажегся свет, прохожие попрятались, машины в этот тихий переулок, по-видимому, заезжали редко.

«Ну и погодка, – подумал Бубновский, – не поймешь, то ли зима, то ли весна, беспросветная мгла и дождь, который, кажется, никогда не кончится».

И вдруг сквозь сумерки и пелену дождя, смешанного со снегом, в переулке неожиданно появился джип с погасшими фарами, тот самый, который преследовал «опель» еще от гостиницы «Украина».

Чисто механически полковник Каширин взглянул в зеркальце заднего вида. С другой стороны переулка, разбрызгивая лужи, мчались «жигули».

– Вот те на! – воскликнул полковник.

Оружия у него не было. Он носил пистолет при себе крайне редко, лишь при участии в операциях по захвату и ликвидации.

Джип и «жигули» остановились, перекрыв движение «опелю» и вперед, и назад. Одновременно дверцы обеих машин открылись, на улицу выскочили люди и бросились к «опелю». Полковник Каширин лишь успел повернуть ключ в замке зажигания, но двигатель даже не заурчал.

Раздались четыре выстрела, посыпались стекла.

Пистолеты нападавших были с глушителями, и выстрелы потонули в шуме непогоды и монотонном гуле большого города.

На заднем сиденье «опеля» с простреленным затылком и пулей в сердце истекал кровью Павел Николаевич Бубновский. Сведенными смертью руками он прижимал к груди свой портфель – последнее, что успел сделать теперь уже бывший чиновник Белого дома.

Каширину пуля попала в висок. Он лежал, уткнувшись головой в баранку. В коротко стриженных седоватых волосах сверкали осколки мокрого стекла. Кровь из раны толчками вытекала полковнику на брюки и на рифленый резиновый коврик. В руке Каширин продолжал сжимать перепачканные кровью два листка бумаги со списком фамилий.

Один из нападавших, судя по всему, старший, протянул руку в тонкой кожаной перчатке и выдернул листки из пальцев мертвого полковника Каширина. Двое других уже обыскивали мертвого Бубновского. Портфель у него забрали, осмотрели машину, но ничего интересного не нашли – ни документов, ни оружия.

– Уходим! – негромко распорядился старший – гладко выбритый мужчина в черном пальто. Джип и «жигули», не зажигая фар, словно призраки, бесшумно разъехались в разных направлениях.

А на «опель» сыпался мокрый снег и тут же таял, попадая на теплое еще лобовое стекло. Капли скатывались на затылок полковнику Каширину, смешивались с кровью, заливали чехлы сидений.

– Покажи, – мужчина в длинной кожаной куртке протянул руку к тому из нападавших, который командовал операцией, а теперь сидел на заднем сиденье черного джипа.

Тот небрежно подал листки бумаги.

– О, смотри, и Коровин тут есть.

– Да, я уже это заметил. И не только он. Многие есть.

– Хорошо, что мы успели вовремя.

– А мы всегда успеваем вовремя, – не терпящим возражения тоном произнес гладко выбритый мужчина в дорогих очках на тонком с горбинкой носу.

Человек, читавший список, морщился, словно от зубной боли, надоедливой и неприятной. Было непонятно, что его больше смущает – то ли кровь на добротной финской бумаге, то ли фамилии, встречающиеся в списке.

– А про него они откуда знают? – указующий палец остановился напротив одной из фамилий. – Он же, вроде, не светился, мы его вывели.

– Мы-то его вывели, но Бубновский начал копать давно, а вычислили мы его лишь десять дней назад, тогда только стали водить, следить…

– Хорошо, что он лопух. Профессионал сразу бы почувствовал за собой слежку.

– Лопух-то лопух, а список сделал толковый.

Думаю, в ФСБ дорого бы дали за него.

– Дорого бы дали всем нам, если бы сейчас взяли.

– Да, вроде, пока не за что, чисто сработали.

Водитель, сидевший за рулем джипа, резко обернулся.

– Телефон, – отрывисто бросил он.

– Давай сюда, – рука в тонкой кожаной перчатке приняла телефон, поднесла трубку к уху.

– …

– Да, все сделано, продолжения не будет.

– …

– Вы сейчас где?

– …

– Хорошо.

– …

– Я сам вас найду.

– …

– Нет, туда ехать не надо. Исчезните на пару дней, на глаза не попадайтесь. Вас в городе не было.

Нас тоже.

– …

– Люблю понятливых, приятно с такими работать, – мужчина небрежно положил телефон себе на колени и, взяв один из листков, принялся изучать столбцы фамилий.

Его тонкие губы шевелились, неслышно произнося какие-то слова, и от волнения мгновенно стали сухими; время от времени он по-змеиному быстро облизывал их влажным языком.

Через сорок минут черный джип выезжал на кольцевую дорогу. А «жигули» тем временем подъехали к вокзалу, и трое мужчин покинули салон, в машине остался только водитель. Пассажиры направились в здание вокзала, а водитель тщательно протер дверные ручки, стекла, баранку, даже приборную панель и стекло спидометра, хотя в этом не было нужды – к спидометру никто не прикасался. Но если уж делать дело, то основательно.