– Она работает на меня.

Где он был до этого? Почему она не заметила его раньше?

– Ну, если только так, – ладонь мужчины исчезла с поясницы Лиры. – Можно вас на пару минут, Марина Константиновна?

Опять эта Марина… Лира поняла, что начинает ненавидеть это имя. Вновь она и снова Лира не владеет ситуацией. Опять она в глупом положении.

– Мам, подойди сюда, пожалуйста.

Ее все еще держат чьи-то руки, пристегивая ремнями к «арабской» лошадке.

– Лира?

– Возьми меня за руку, пожалуйста.

Руки мамы холодны, как лед, но все равно успокаивают Лиру. Она открывает глаза и смотрит в ее бледное лицо.

– Хочу знать, почему ты затеяла все это…

– О чем ты?..

– Скажи, что это все не из-за этого породистого скакуна? – Лира улавливает ее желание выдернуть руку и быстро шепчет: – Если ты сейчас дернешься, я вылечу из этого проклятого седла и все может стать намного хуже.

Мама согласно кивает. Она не краснеет и не бледнеет пуще прежнего. Самообладания у нее не занимать.

– Конечно нет. Что за вопросы такие?

– Тогда почему? Скажи, что все дело в людях, слухах, сплетнях? Или в чем?

– Это не самое лучшее время для разговора.

Не знает Лира почему ее понесло задавать вопросы именно сейчас. Все в одну секунду стало казаться неправильным.

– В чем? – продолжаю настаивать девушка, вцепившись в нее, словно это она, а не измененная лука седла, может удержать ее на месте. – Скажи мне.

– Отец.

Этого достаточно, чтобы прекратить расспросы сейчас. Этого чертовски мало, чтобы додуматься о причинно-следственных связях между проделанной работой и папой.

– Что папа?

– Потом Лира. Потом.

Она все же вынимает руку из ее ладони, а потом и вовсе отходит, чтобы поговорить с этим Казановичем.

– Дайте мне руку, Лира Олеговна.

Лира не хочет подавать своей руки этой женщине, особенно когда у нее такое выражение лица: бескомпромиссное, знаете ли.

– Все будет хорошо. Вы ведь верите мне?

– Нет.

– Будет вам шутить!

Марина Константиновна даже не думает состряпать какое-то невинное выражение лица. Подслушала их разговор с Каземировичем, узнала про взаимосвязь страхов Лиры и последующих шуток, а теперь пытается воспользоваться новым знанием и успокоить ее.

– Вы знаете меня, – продолжает настаивать женщина. – Ваша мама не наняла бы неизвестно кого.

Она, несмотря на ответ, взяла кисть Лиры в свою руку.

– Все будет хорошо. Сивая – волшебная.

Сказать, что Лира удивилась – значит не сказать ничего. Ей даже показалось, что она ослышалась, но Марина стала продолжать нести свой бред или, что уж совсем возмутительно, держать ее за неразумного ребенка. Она ходить не может, а не головой тронулась.

– Отпустите меня сейчас же. Мам!..

Пусть ее уберут и чем скорее, тем лучше. Лире стало страшно, и она не смогла найти объяснения этому чувству, кроме того, что оказалась наедине с неадекватным человеком. Вот так и не иначе.

– Все, кто ездил на ней обязательно излечивались, но…

– Есть еще и, но?..

Как же зовут этого “арабского скакуна”, с которым продолжает говорить мама? Пожалуй, он единственный из всех присутствующих кто знает и понимает, что делать.

– Позовите его, – Лира откашливается.

Голос осип так некстати.

– Вы должны верить мне. Лира?

Лира приподнялась, чтобы повернуться в другую сторону. Там ведь есть другие люди, что не до конца, но все же затянули на ней эту сбрую. Магическая лошадка не двигается и, пожалуй, это второе адекватное существо в их странной компании.

– Да. Сначала нужно упасть с нее.

О, Боже! Она точно чокнутая!

– Эдвард!

Лира задохнулась от резкого движения Марины. Она дернула ее на себя. Плечо свело от резкой боли. Вишневецкая вскрикнула, а дальше все было как во сне: Марина отступила. Лошадь всхрапнула, все-таки пошевелившись, а Лира с ужасом смотрела на идеальный английский газон своей маман, что стал неожиданно близко, а потом «ударил» ее в лицо. Раздался какой-то совсем нечеловеческий крик и мир вокруг нее погрузился в темноту.

Эйнхайм, Южная провинция, графство Броукор, 1642

– Она ничего не знает о рыцарях! – закричал будущий противник. – Станет размахивать копьем, как палкой или еще хуже – поварешкой.

С импровизированных трибун засвистели. Скорее всего, это были приятели Бенджи – сын писаря и еще трое из скваеров[1].

– Знаю! – почти тотчас же откликнулась Марта. – Видела я ваших железных людей у графа в замке!

Марту всегда раздражал тучный и рябой Бенджамин, а сейчас и подавно. Ее позвали играть в рыцарский турнир, вместо призванного учителем Джонатана. Вот только Бенджи, сын управляющего, быстро просек, что его может выбить из седла обыкновенная девчонка. Все бы ничего, но одно дело Джонатан – племянник графа, от которого и получить не стыдно, а другое – обыкновенная селянка. Марта лучше держится в седле, пусть ни разу и не участвовала в подобных забавах.

– Да, кто тебя туда пустил? – вновь прогнусавил Бенджамин, громко и неприятно шмыгнув носом.

– Сам граф и пустил!

Конечно, ей никто не поверил. Марта прикусила язык, осознав, что выдала тайну и нарушила слово, когда-то данное хозяину замка. Граф когда-то был добр к ней и разрешил посмотреть зал с картинами, бюстами и доспехами сиятельных предков. Это сейчас он детей на дух не переносит и требует выставить всех вон. Тогда в хозяйских покоях не было Джонатана, его приятелей, постоянного визга, грохота, лая собак, боев на крышках и поварешках. Граф Карл Дельвиг не краснел от злости и не отлеживался в кровати после очередной выходки сбежавшего с занятий племянника, который являл надежду на их светлое будущее.  Вообще в замке было куда тише, чем теперь.

– Зачем же?!

Марта покраснела. Забрало шлема упало ей на лицо, скрыв эту деталь от остальной дюжины участников игры. Взгляд у Бенджи был точь-в-точь как у его отца. Управляющий домом смотрел так на каждую новую служанку, словно они не столы убирать просились, а прямиком графу в кровать.

– Уж не для того ли, чтобы согреть его холодную постель?

Марта ничего не соображала в манерах, но она знала, что вот это все гадко и подло.

– Я пойду! – внезапно твердо проговорила она.

Марта все же подняла щиток и попыталась убрать волосы, что стали лезть прямиком в глаза.