на пробковой доске. В верхнем левом углу, рядом с несколькими фотографиями, прикреплен старый желтый конверт от письма, адресованного доктору Бену Кейву, судебному психиатру-консультанту, буквы написаны выцветшими синими чернилами. Вокруг моего имени случайным образом расположены десять или более отверстий от булавок, каждое из которых сделано при переезде из кабинета в кабинет. Единственное, что неизменно путешествовало со мной на протяжении многих лет, – это письмо и моя коллекция медико-юридических отчетов, с каждым разом растущая, а также собственные заметки о разных случаях и резюме.

– Это мой почерк… – озадаченная Элейн указывает на конверт.

– Ты написала мне приветственное письмо, когда я только начинал работать. Это было первое письмо, которое я получил как новый консультант.

– И ты сохранил его. Как давно это было?

– Очень давно. Лет семнадцать назад.

Я не стал говорить ей, что вообще-то это одно из самых пассивно-агрессивных приветственных писем в моей жизни, если вообще не в истории человечества: «Я просто хочу, чтобы вы знали, что ваш предшественник был лучшим психиатром, с которым я работала. Очень надеюсь, что вы будете соответствовать заданным им высоким стандартам. С нетерпением жду возможности поработать с вами. Элейн».

Тем не менее это было приветствие, и, что еще важнее, в нем значилась моя новая должность. Моя милая, новая, блестящая должность: судебный психиатр-консультант. В больнице Святого Иуды. Я, черт возьми, сделал это.

Мой предшественник был всеобщим любимцем. Он был умен, разумно тратил свое время, во многих вещах был первопроходцем, а потом отменил лекарство у пациента. И у того случился рецидив. В результате он зарезал человека.

– Послушайте, в отделении довольно тихо, – говорит Элейн. – Я послала кое-кого из своей команды помочь с новоприбывшими. Он заступил на смену прошлой ночью. Почему бы тебе не попросить врача сделать обход? – Она посмотрела на груды заметок, лежащих на полу и столе. – Похоже, тебе нужно собрать свои вещи.

– Спасибо. – Я киваю и указываю на ее плечо и руку. – Становится лучше? Извини, я забыл спросить.

В палате, где осматривают пациентов, занавески натянуты на металлические стержни, каждый длиной около 40 сантиметров и диаметром 3 миллиметра. Они были скрыты от посторонних глаз обернутым вокруг них материалом. Но пациент, который напал на Элейн, схватил один стержень и пустил его в ход.

Она вынимает руку из перевязи и поднимает ее.

– Мне больно, когда я так делаю.

Она улыбается, ожидая моей реакции.

– Тогда не делай. – Я слабо улыбаюсь ей. – Серьезно, ты в порядке?

Она кивает, уходя, но не отвечает. Я закрываю дверь, сажусь и машинально подкладываю Оксфордский учебник по психиатрии под стул, вместо отсутствующего колесика. Жаль, что в нем нет раздела о том, что происходит, когда все идет не так, как надо. Там нет главы под названием «Расследование убийств и как изящно уйти в отставку». После того как расследование выявило критику действий моего предшественника, он уволился одним днем, а потом заболел раком поджелудочной железы и через шесть месяцев умер.

НЕСМОТРЯ НА НЕКОТОРУЮ НЕПОЛНОЦЕННОСТЬ, ОКСФОРДСКИЙ УЧЕБНИК ПО ПСИХИАТРИИ КАК РАЗ ПОДХОДЯЩЕЙ ТОЛЩИНЫ И ОТЛИЧНО ЗАМЕНЯЕТ НЕДОСТАЮЩЕЕ КОЛЕСИКО.

Книга «Принципы и практика судебной психиатрии» немного толстовата, а мой последний учебник по криминологии слишком тонкий. Тома Фрейда еще более тонкие и потому совершенно бесполезны, а руководство Джонса по Закону о психическом здоровье постоянно используется по назначению.

Я кручусь на стуле и решаю, что если я, как только стул остановится, окажусь лицом к картотечным шкафам, то разберусь со своими заметками, а если столкнусь с чем-то другим, то выпью чашку чая. Это похоже на русскую рулетку, но без фатальных неприятностей. В любом случае мне не хочется принимать никаких решений, по крайней мере сегодня. В итоге я отворачиваюсь от шкафов и обнаруживаю, что снова смотрю на стол и желтый конверт. Рядом с ним моя фотография, где мне лет десять и я оканчивал начальную школу. У меня в руках куча спортивных трофеев. Я смотрю на себя тогдашнего, наклоняюсь и ставлю чайник. Неужели это правда я?

Письмо в желтом конверте адресовано доктору Бену Кейву, главврачу – теперь это мой новый титул. Я ухожу из Национальной службы здравоохранения и собираюсь управлять сетью психиатрических больниц. Я прочитал записку внутри.

«Я помню, что писала тебе много лет назад. Возможно, тебе будет интересно узнать, что я и твоему преемнику отправлю то же письмо, что и тебе».

В записке есть постскриптум. Она говорит, что не думает об уходе на пенсию из-за того, что произошло. Но подозреваю, что она лжет, и я, вероятно, единственный человек, который это знает.

Я сажусь и открываю iTunes на своем телефоне. Прокручиваю до Шуберта. Но Шуберт не поможет, по крайней мере сегодня. Я продолжаю листать, пока не добираюсь до рок-группы Talking Heads. Песня Once in a Lifetime, кажется, соответствует всем необходимым в данный момент требованиям.

Я улыбаюсь, закрываю дверь, делаю глоток чая, прибавляю громкость и кладу перед собой следующую папку заметок. Чай и громкая музыка. Никаких решений, не сегодня. У меня ощущение, что я прогуливаю занятия.

Сегодня – время размышлений. Завтра – время прощаний.

Необходимость рефлексии

Работая в психиатрии, я знаю, что все может пойти не по плану. Я знаю, что совершал ошибки и что у меня всегда были высокие стандарты. Мой внутренний перфекционист требует, чтобы я все сделал правильно, и я ругаю себя, если так не получается. Я хочу, чтобы все было идеально, хотя, к сожалению, так никогда не бывает.

За все время работы в психиатрии я узнал, что особый стресс возникает из-за несоответствия идеала реальности. Ну то есть неспособность правильно подобрать лекарство, неспособность убедить невежественного пациента принять его. Подозреваю, что другие люди переживают нечто подобное.

ТРОЕ МОИХ КОЛЛЕГ ПОКОНЧИЛИ С СОБОЙ ИЗ-ЗА ПСИХИЧЕСКОГО ЗАБОЛЕВАНИЯ.

Жизнь многих других людей была сформирована и затронута их собственным опытом болезни или трудностями, связанными с ее преодолением. Развод, депрессия и зависимость – обычное дело в моей профессии. Это напряженная работа, и требования к ней весьма высоки.

Общая и судебная психиатрия – мои специализации, и я скажу вам, что эта профессия далека от мирного созерцательного занятия. Людей привозят в больницу часто против их желания, буквально с криками. Пациенты причиняют боль и себе, и другим – врачам и ухаживающему персоналу.

БОЛЕЕ ТОГО, РАНО ИЛИ ПОЗДНО БОЛЬШИНСТВО ВРАЧЕЙ ХОТЬ РАЗ ПОДВЕРГАЮТСЯ НАПАДЕНИЮ СО СТОРОНЫ ПАЦИЕНТА. И В ЭТОТ МОМЕНТ В ИХ ПОЛЕ ЗРЕНИЯ НЕТ ДАЖЕ КУШЕТКИ,