К этому времени юноша убедил даже самого себя, что разгадал великий секрет алхимиков. Он послал матери денег и написал, что она больше никогда не будет голодать. В том же письме содержалась просьба: приехать в Берлин и уговорить Цорна, чтобы тот отпустил ученика раньше срока. Фрау Тиман поверила сыну и убедила Цорна, что Иоганн Фридрих готов стать подмастерьем (это звание было средним между учеником и мастером; оно позволяло работать по найму, но не позволяло открыть собственное дело и брать на службу других людей). Несмотря на упрямый характер Бёттгера, его нетерпимость к критике и роковое увлечение алхимией, аптекарь и ученик пока друг другу доверяли. Впрочем, это продолжалось недолго.

Уже через неделю после получения звания подмастерья Бёттгер решил окончательно доказать, что умеет превращать низкие металлы в золото, и пригласил Цорна с женой стать свидетелями и участниками эксперимента. Демонстрация должна была состояться после обеда. Цорн по-прежнему не верил в успех опыта, но согласился прийти и привести друзей, которые гостили у него в доме.

Приглашенные собрались в назначенное время в назначенном месте. Для начала Бёттгер весьма театрально поставил на огонь пустой тигель. Помощник раздувал жар мехами, пока тигель не начал светиться. Один из гостей по указанию Бёттгера взял пятнадцать серебряных монет и положил плавиться. Тем временем Бёттгер передал другому гостю пакетик с таинственным порошком и велел всыпать его в расплав. Затем тигель накрыли, чтобы вещества смешались, сплавились и, если верить Бёттгеру, преобразились. Напряжение в комнате росло, из тигля валил дым. Наконец Бёттгер снял его с огня и вылил расплав в форму.

На глазах у свидетелей серебристо-белая струйка, лившаяся из закопченного тигля, остывала и становилась золотистым слитком — корольком.

На следующий день, когда металл затвердел, его подвергли самому тщательному анализу. Вопреки ожиданиям всех — кроме Бёттгера, — слиток оказался золотом очень высокой пробы.

Чтобы провернуть такой трюк, Бёттгер должен был на каком-то этапе подменить либо монеты, либо королек. Однако что именно он сделал и где раздобыл золото, остается загадкой. Ясно одно: все свидетели, включая скептически настроенного Цорна, ему поверили.

При всем своем неисправимом позерстве Бёттгер не был прожженным шарлатаном и честно верил в возможность трансмутации. Кроме того, он хорошо знал, сколь опасны такие игры. Сразу после демонстрации юноша раскаялся в своей опрометчивости и попросил Цорна и других свидетелей молчать об увиденном. Однако они, как и участники прежних демонстраций, были так поражены, что каждый шепнул словечко одному-двум надежным знакомым, и новость мгновенно распространилась по всей Германии.

Потрясенный Цорн писал лейпцигскому коллеге: «Мой бывший ученик в моем присутствии изготовил золотой слиток высочайшей пробы весом три лота[3]… Золото прошло все испытания». Занятно, что к письму был приложен тайный рапорт для Августа Сильного. Слух об опыте достиг даже знаменитого философа и математика Готфрида Вильгельма Лейбница. Менее чем через месяц после демонстрации он писал курфюрстине Ганноверской: «Говорят, что здесь недавно обнаружился философский камень… Я не легковерен, однако не могу опровергать свидетельство стольких очевидцев». Вскоре далее иностранные газеты сообщили, что в Берлине осуществили трансмутацию.

Тем временем всего в нескольких кварталах от аптекарской лавки, при прусском дворе, тоже услышали новость. Фридрих I, только что получивший титул прусского короля, алчностью и честолюбием нимало не уступал саксонскому собрату, Августу II, и не меньше того мечтал о золоте для удовлетворения своих прихотей. Человек, умеющий делать золото, разом избавил бы короля от финансовых затруднений и сделал его объектом поклонения всей Германии. Фридрих немедленно призвал к себе аптекаря Цорна и велел тому принести изготовленное Бёттгером золото. Король подробно расспросил про эксперимент и, впечатленный сообщением очевидца, велел Цорну на следующий день вернуться с учеником. Золото монарх пока оставил у себя.

Как только Бёттгер услышал, что король требует его к себе, он понял: дела плохи. Фридрих славился своей жестокостью в гневе, и у Бёттгера, который знал, что не сможет повторить эксперимент под более тщательным надзором, были все основания ждать пыток и казни, едва обман будет раскрыт. Не желая приближать столь неприятный финал, Бёттгер, по обыкновению, решился на отчаянный поступок. Вместо того чтобы готовиться к встрече со своим королем (и со своим Создателем), он под покровом ночи выскользнул на улицу. Следующие двое суток он укрывался в доме друга, бакалейщика Рёбера, откуда послал Кункелю записку с просьбой о помощи.

Фридрих тем временем сообразил, что его обманули, и отправил солдат разыскивать алхимика, не явившегося на зов монарха. По всему городу зачитывали прокламации и расклеивали объявления: король пообещал тысячу талеров любому, кто схватит Бёттгера живым. Бёттгер понял, что в Берлине, где за его голову назначена такая награда, ареста не избежать, да и Рёбер, надо думать, желал поскорее избавиться от опасного постояльца. Спасти его могло только бегство из страны. На третью ночь Бёттгер уговорил одного из родственников Рёбера вывезти его из Пруссии в крытом фургоне. За помощь он заплатил два дуката и пообещал в придачу мешок золота — как только найдёт время его изготовить.

Спрятанного в фургоне Бёттгера вывезли из Пруссии в саксонский город Виттенберг. Здесь юноша был в относительной безопасности. Он записался студентом в университетскую медицинскую школу. У Кункеля, который некогда возглавлял колледж химических экспериментов, в университете сохранились кое-какие знакомства, а Бёттгер обещал прилежно учиться и вообще быть тише воды, ниже травы.

Тем не менее весть о его успешном побеге каким-то образом достигла прусского двора, и Фридрих, не привыкший к столь дерзкому неповиновению, вознамерился вернуть строптивого алхимика. Он призвал одного из самых своих доверенных людей, лейтенанта Менцеля, и, выделив ему двенадцать солдат, велел любой ценой разыскать и привезти беглеца.

Поиски не составили для Менцеля большой сложности. Граница с Саксонией проходила всего в тридцати милях к юго-западу от Берлина, и можно было не сомневаться, что Бёттгер направился именно туда. А вот дипломатические отношения между Пруссией и Саксонией оставляли желать лучшего, хотя страны в данный момент и не воевали между собой. Чтобы арестовать Бёттгера, прусскому лейтенанту требовалось разрешение королевского представителя в Виттенберге. Оставив солдат за городскими стенами, Менцель обратился к Иоганну фон Рисселю, местному судейскому чиновнику, и объяснил, что «по неким важным причинам» должен задержать человека, скрывающегося от прусского правосудия.

Такие просьбы поступали нечасто, и у фон Рисселя закрались подозрения. С какой стати за простым беглецом отрядили двенадцать прусских солдат? Прежде чем давать разрешение, в деле следовало разобраться.

Осторожный фон Риссель заключил Бёттгера под стражу и начал наводить справки. На несчастье Бёттгера в Виттенберге как раз находился Рёбер, и фон Риссель отчего-то догадался вызвать его для объяснений. Страшась за собственную шкуру, Рёбер тут же признался, за что на самом деле пруссаки хотят арестовать беглеца: он умеет делать золото.